– Вот это история! – подвинулся к нам директор столичного канала.

Олег небрежно взглянул на него. Посерьезнел. Громко во всеуслышанье обратился к толпе:

– История – нечто свершившееся. А тут опасные дела начинаются! Так, граждане, все… – Он почему-то вздрогнул, посмотрев на Маринку…

Я перехватила его взгляд. За секунду напряженное кукольное личико сменилось странной гримаской. Глаза девочки лихорадочно заблестели, засверкали жарким пламенем. Спина сгорбилась, напряглась. Шея вжалась. Голова слегка опустилась. Перестрел дико горящих глаз по сторонам. Что-то звериное и хищное появилось в облике ребенка. Я ее не узнавала. Олег, напротив, кажется, понимал и воспринял ее состояние, как должное… В особых случаях! Он резко кивнул ей – она отреагировала, переключила все внимание на него. Второй кивок мужа в мою сторону оказался негласной командой. Маринка больно ухватила за руку:

– Бегом, наверх… к дому! – буквально зашипела она на меня сдавленным нервным голосом.

Предчувствие смертельной опасности? Но какой? И вдруг я интуитивно испугалась, не решаясь смотреть по сторонам. Что-то серое, погасив солнечный свет, нависло над нами. Маринка с силой тащила за собой: «Не вырваться!» На одном дыхании мы заскочили на вершину склона. Для устойчивости я оперлась о крест. Легким не хватало воздуха. Он стал колючим и неприятным. Голова кружилась. Через мгновение, в прыжке, вырвавшаяся было вперед девчонка вернулась ко мне. Тоже обеими руками зацепилась за громаду могильного креста:

– Опоздали! Держись изо всех сил! – прикрикнула она, выпучив испуганные глаза.

Я стиснула руки, обняв холодный камень. Ее паника передалась и мне. С каждой секундой она росла, перекручивая душу морозными тисками. Обстановка вокруг нас быстро, непредсказуемо, фантастически непонятно менялась, перевернув наш мир в другую реальность. Свет, звуки, запахи – все стало другим. Подняв голову вверх, я поняла, почему так резко потемнело в солнечный день. Небо над Седмицей хмуро отливало сталью. Оно стало визуально ниже, конусом прогнулось к скале. Серый круг на глазах, как взрыв, распространялся над частью реки и дошел до середины дома Воробьевых. Склон и могильный крест тоже входили в него. Порывистый сильный ветер погнал к Седмице облака. Они быстро текли по небесной синеве белыми бурунами. Попадая на край аномальной зоны, их начинало крутить и рвать. Неведомая сила ненасытно втягивала и стремительно перемещала облака и тучки к ведьминой скале. Над ней они перетирались в пенные слои с тяжелым стальным блеском. В буквальном смысле небо опускалось на наши головы. Давящие ощущения физически причиняли боль. Возможно и сам воздух стал более вязким с непонятным металлическим привкусом. Все эти непостижимые эффекты производила сама скала. От неё чувствовалось мощная угрожающая сила. Речные ведьмы опять оглушающе завыли. Их вопли сковывали движения, пробивали уши до мути в голове. А потом нас накрыло ответным эхом, канонадой от чертовских, мерзких звуков. Я почувствовала их даже кожей. Они волной пронеслись мимо нас с Мариной отразившись от границ аномальной зоны. Она перечеркнула наш дом почти пополам. Вслед за этим все погрузились в хоровод экстремальных ощущений. Порывы холодного ветра били не по прямой. Они катались по кругу, обдавая почти со всех сторон сразу. Шум листьев с ближайшей ветви дерева оброс гулом целого леса. Испуганные крики людей внизу превратились в птичий гвалт. Звуки чеканили эхо. Хаос из них стайками кружил, заставляя озираться по сторонам. Бестелесный топот ног и тяжелое дыхание несколько раз пронеслось мимо нас с Маринкой – некто невидимый, напуганный, бранящийся! Дружинники! Три молодых парня так и не смогли подняться к нам наверх. Почти добегая, они опять оказывались внизу.

С каждой попыткой отдаляясь от нас и приближаясь к бушующей Седмице. Олежа?! Он был среди тех, кто спрятался за яхтой. А на самой проклятой скале Черда, вырвавшись из ларца, загорелась, как звездная слеза. Желто-зеленый свет был нестерпимо, обжигающе ярок. Жесткие прямые лучи пульсировали из ее раскаленного сердца и мерцали словно в черной дымящейся окантовке. Когда Черда начала вращаться на одном месте, скала вздохнула, будто каменный исполин. Во впадинах-глазах Седмицы закопошились длинные черные щупальца, дед Матвей их еще усами называл. А вот и ведьмы повылазили, во всей своей красе – трехметровые змееподобные существа. Полупрозрачные тела фосфоресцировали той же энергией, что и их Черда. Именно на конце хвоста у ведьм были их черные усы. У большинства – два, а то и три – у самых длинных. У детей, да тех, кто поменьше – по одному усу. Они высыпали вслед за родителями в клубках кубарем из трещин в камнях. Ведьмы передвигались в густом киселе тумана. Я вспомнила, конечно, воздух им противопоказан. Они твердеют, превращаясь в камень. Черда позаботилась, накрошила им побольше облаков для комфорта. Она и воду вокруг скалы начала испарять. Рыбам-сторожам почти посуху пришлось уползать на глубину. Успели не все. В гнилом иле билось, каталось несколько пятиметровых бурых монстров с акульими головами. Вот тебе и благодарность за верную службу! Вместе с речными ведьмами стало освобождаться и нечто призрачное позади меня с Маринкой. Металлический скрип крышки гроба остро пронзил похолодевшее сердце. Белесое облачко, качаясь, вставало из могилы. Отделилось от скрюченных костей в сгнившей одежде. Второй медный гроб буквально разорвала другая мятущаяся исстрадавшаяся дымка. Она подхватила белесое облачко. Вместе, преодолевая ветер, они попытались долететь до дома. До родительского дома! Но несчастные души дочерей купца Воробьева засосала, утянула круговерть пенных облаков. Нижние слои, как холодный туман, уже сгущались буквально над дубом. Небо, тяжело опускаясь, ломало его ветви. Неожиданно, чья-то рука осторожно коснулась моего плеча. Испуг больно разорвался в груди! Мороз по коже! Я вскинула глаза. Женщина в черном сняла низко надвинутый платок.

– Мама?!

– Да, доченька! – со слезами всхлипнула она и сурово придвинулась к Марине. – Ведьма… – прошептали бескровные губы.

Говорят, у страха глаза велики. У Маринки они стали точно на пол-лица, будто она собственную смерть увидела.

– Олеженька! – закричала бедолага что было сил.

Ее собственный голос вернулся и вкрадчиво перевернутым эхом спросил с другой стороны:

– Жён жаль?

Маринка дернулась от этого звука, как от выстрела. Трясясь, в обмороке сползла к основанию креста.

– Доченька, родная! Что ж ты не уехала? Седмица давала тебе семь дней. Времени осталось очень мало! Уезжай, пока можешь! Брось все! Смерть на пороге дома Воробьевых… Если утащит, помни, Седмица связала тебя с Катей проклятым сердцем. По нему Катюша тебя и вытащит. Ведуньи открыли дверь в другой мир, что создали себе здесь. Души потерянные освободили, живых на волю выпустили. Я пока останусь, дверь ту для тебя как надежду придержу. Только там для тебя будет счастливая судьба. Кое-кто из живых тебя дожидается в чертогах ведьминых. Он любит и надеется на встречу!

Мама попыталась обнять меня, но только взмахнула руками, как черная птица. Сила неотвратимая, неумолимая вздернула ее вверх и затащила в облака. А те уже готовились обрушиться на каменный крест. Я невольно пригнулась к недвижимой Маринке, как рыба заглатывая мокрый воздух. Там, где-то над скалой крутился звездный диск Черды. Чужая сжатая вселенная! В неё огненными стрелами вонзались речные ведьмы, они стали с ней единым целым. Ярчайшее солнце в черном обрамлении лучей завертелось еще быстрее и исчезло в гуще стального неба. Земля под ногами дрогнула от разбито-дребезжащего рокота. Он набатно дробил наш мир на миллиарды кусочков. Мне показалось, что придавившее небо и подпрыгнувшая к нему река слились. Они вытеснили весь солнечный свет в аномальной зоне. Резко стемнело. Сверкающее лезвие повисло в полной темноте. Черная глухая пустота окружала со всех сторон. Моя душа начала растворяться в ней. Я не видела и не чувствовала собственного тела.