Несмотря на постоянные перемены, кое-что в жизни Рэя все же оставалось неизменным. В Гринвилле ему всегда были рады мама, две сестры и племянница. Он приезжал к ним только тогда, когда бывал «на подъеме», привозил кучу подарков, сорил деньгами и неизменно одаривал каждого члена семьи довольно крупной суммой. Нередко за время своего пребывания в Гринвилле он тратил практически все, что у него было, но уезжал при этом чрезвычайно довольный собой. Вся семья гордилась им. Рэй давно уже решил, что ни мама, ни сестры не должны знать о его проблемах – для них он должен быть образцовым сыном и братом. Оставшийся без отца в возрасте пяти лет – тот ушел от матери Рэя к другой женщине – он был окружен заботой и лаской и рано научился ценить это. Чувство благодарности к матери и сестрам теплой волной омывало его сердце, когда неудачи, казалось, готовы были сломать его. Сознание того, что он огорчит маму, неприятно удивит сестер, подстегивало его к принятию смелых и иногда рискованных решений, большинство из которых оказывались удачными. Пропав из вида родственников на несколько долгих месяцев, Рэй вдруг сваливался, как снег на голову, сияющий и щедрый, и ни у кого не поворачивался язык упрекнуть его в том, что он заставил их волноваться. И кто бы из них мог подумать, что всего полгода назад этот самоуверенный и импозантный бизнесмен рыскал в поисках любого, самого скромного заработка! Удачливый умница Рэй – только таким знали его в родном городе.

И был лишь один человек, перед которым он мог предстать в любом состоянии и к которому чаще всего являлся в нерадостные моменты своей жизни… Этим человеком была Джуди.

Он возил ее в Гринвилл, подумывал даже поселить ее там, чтобы вся семья была в сборе. Но быстро понял, насколько ему это невыгодно. Пришлось бы выбирать: или надевать для жены ту же маску, что для матери и сестер, или раскрываться перед ними так же, как перед ней. К тому же между его родными и Джуди сразу возникло непонимание. Именно из-за различия тех ролей, что он играл в их жизни. Мать и сестры почувствовали, что Джуди недостаточно восхищается Рэем и даже с какой-то иронией относится к его словам. А Джуди с изумлением взирала на то обожание, которым его окружала семья. Это могло перерасти в конфликт, которого он не собирался допустить.

Он отвез Джуди обратно, и с тех пор идиллия, царившая в его взаимоотношениях с семьей, ничем не нарушалась. А Джуди было уготовано совсем иное.

Она стала для Рэя той отдушиной, без которой он уже не мог обходиться. Когда его дела шли в гору, он нечасто вспоминал о ней и редко приезжал – лишь время от времени звонил и успокаивал обещаниями скоро появиться. Иногда он посылал ей деньги, обычно это случалось на праздники – Джуди давно уже настояла на том, что будет брать у него деньги только тогда, когда они наконец станут жить вместе, а пока она сама в состоянии себя обеспечить. Слушая жалобы приятелей на непомерные запросы жен, Рэй не раз с гордостью говорил о ее независимости.

Он называл ее женой – возможно потому, что еще ни разу не встречал женщину, которая смогла бы привязать его к себе более, чем на полгода. Несколько лет назад он тратил немыслимые деньги на одну смешливую куколку, которая бесследно исчезла, как только его карьера сделала очередной виток и Рэй оказался в тяжелом нокауте. Казалось бы, он должен был переживать, но в нем даже не было злости на куколку – было лишь чувство неизбывной вины перед той, кому он нужен и без единой монеты в кармане. Тогда он вернулся к Джуди. Она, конечно, знала о куколке, но, как всегда, простила. Сколько клятв было дано им тогда и как легко они были потом забыты! И все же место Джуди ни разу не занял никто.

Что это было? Любовь? Рэй не лгал, говоря Джуди о любви. Он вообще редко прибегал к сознательной лжи. Когда нежность до краев заполняла его душу и грозила перелиться через край, он говорил: «Я люблю тебя». Он никогда не испытывал подобного чувства ни к кому другому и поэтому называл его любовью. Но Джуди изводила его ревностью, она завидовала той кукольной хохотушке, что сводила его с ума одним покачиванием бедер. Джуди тоже хотелось сводить его с ума, заставив забыть не только обо всех женщинах на свете, но даже о работе. Однако ее страсть не находила отклика, натыкаясь на сдержанность и внешнее безразличие Рэя. Только ссоры рождали бурю эмоций, и Джуди все чаще бессознательно искала повода для них. Дойдя до полного исступления, они расходились по разным комнатам, чтобы еще долгое время гневно щуриться в темноту и строить новые бесчисленные оскорбления, учитывающие все слабые места противника. Для каждого было очевидным, что больше они уже не смогут быть вместе, но прежде чем навеки вычеркнуть этого ненавистного человека из своей жизни, необходимо было высказать ему все, все!.. А следующим утром Рэй напряженно ждал знакомого звука: босая, Джуди тихонько пробирается к его постели, и он знает, как замирает сейчас ее сердце – от страха, что он оттолкнет ее…

В последнюю ссору, когда неведомо откуда взявшаяся бешеная ревность впервые вызвала у него желание причинить Джуди физическую боль, она утром не пришла к нему. Он впервые ударил ее, и она впервые не пришла. Многое в тот раз оказалось впервые. Никогда прежде он не бросался к ней сам – всегда лишь позволял прильнуть, зашептать на ухо примиряющие слова… И потом не сразу, а словно нехотя отвечал на ее ласки. Но в этот раз его просто бросило к ней, им побитой, им униженной. За какие-то несколько мгновений Рэй вдруг понял, сколько боли причинил ей за все прошедшие годы, – боли, несравнимой с той, что испытал он сам, узнав о ее измене. Но острое чувство раскаяния быстро прошло: Рэй ощутил, что вина может связать его по рукам и ногам, а этого он ужасно боялся. Ему казалось, что теперь он должен быть с ней, потому что виноват перед нею, потому что она слишком давно и слишком беззаветно любила его, потому что, не встреть Джуди его, возможно, она была бы счастлива, а значит, он должен сам постараться сделать ее счастливой.

Должен… Чувство долга по отношению к матери и сестрам присутствовало в Рэе, но оно не было основано на сознании своей вины, оттого не тяготило. Это было, скорее, приятное бремя ответственности. В случае же с Джуди это была долговая тюрьма, куда Рэю, как честному человеку, надлежало явиться самому. Никогда еще он не испытывал к ней такой нежности и никогда не чувствовал себя настолько загнанным в угол. Впервые он уезжал от нее, осознав, что не волен освободиться, что, выйдя за дверь и уехав куда угодно, все равно должен будет вернуться. Он привык считать себя абсолютно свободным человеком и вдруг в одночасье оказался пойман в ловушку, расставленную им же самим. Джуди не могла не ждать его. А он не мог не возвращаться.

Встреча с Норой помогла ему на какое-то время вновь почувствовать себя свободным, но как только он остался в Нью-Йорке один, чувство зависимости от собственной вины опять вернулось, и он перестал ему сопротивляться. Его тянуло в маленький курортный городок на побережье. Тянуло к Джуди. Но и не только к ней. Словно на карте военной операции, стрела, указывающая направление на юг, в самом пункте назначения вдруг раздваивалась, поражая сразу две цели. Первой была Джуди, а второй… Нора.

Мысль о Норе возвращала ему уверенность в свободе собственного выбора, к которой он привык. Этой женщине он ничего не был должен, он мог не бояться ее слез и гневных обвинений. Между ними не было никаких обязательств, не было щемящих душу воспоминаний.