Они не расставались весь день, но в университетский городок вернулись порознь и скрывали свои отношения до самых каникул. А летом отправились путешествовать вдвоем.

Джуди спала, свернувшись теплым уютным клубком. Рэй полулежал, облокотившись на руку, и смотрел на нее. Давно он уже вот так не рассматривал ее. Обычно он засыпал первым… Но в эту ночь все было не так, как прежде, вернее, так, как прежде, но много лет назад, в первые несколько месяцев их совместной жизни. Сейчас ей, наверное, снились сны из их прошлого, а он не мог заснуть.

Сегодня, когда она вошла, он сразу почувствовал в ней что-то необычное, совсем новое, и потом это «что-то» не исчезло… Рэй подумал, что ее душа больше не распахнута для него. Хотя… он давно не присматривался к ней внимательно – эти взгляды лишь усиливали чувство его вины перед нею. Тогда, в прошлый приезд, когда Рэя гнала к Джуди бешеная ревность или оскорбленное самолюбие собственника, он был готов к тому, что может встретить совершенно чужую, уже не принадлежащую ему ни душой, ни телом женщину, и это предположение повергало его в яростное отчаяние. Но, несмотря ни на что, его встретила прежняя Джуди. А теперь… Да, в ней появилось что-то новое, но вместе с тем… Рэй вспомнил, как она вошла в комнату, вспомнил ее накидку, сумочку… И вернулся мыслями в то, соединившее их, лето.

Они тогда не так уж много повидали – только обе Каролины, Южную и Северную, это были их родные штаты. Само путешествие почти стерлось из памяти Рэя – ведь с тех пор он успел объехать чуть ли не всю страну. Они останавливались во всех сколько-нибудь примечательных городишках, а иногда оседали в номерах придорожных мотелей и день напролет занимались тем, что поедали чипсы, запивая их колой, прямо в постели, смотрели телевизор и любили, любили, любили друг друга… Они проехали по всему побережью и задержались в Чарльстоне.

Чарльстон! Рэй даже сел в постели. Плетеная сумочка, накидка с бахромой… И некий флер таинственности, первые шаги познания еще незнакомого мира, существующего рядом с тобой, но еще независимо от тебя, привкус морской соли на губах… По-настоящему он полюбил ее именно там, в Чарльстоне.

Чарльстон – город прошлого, консервативный, старомодно церемонный. В центре не найдешь ни одного строения моложе 1830 года – их запрещено сносить и даже нельзя менять их облик. Оттого этот город резко отличается от прочих старинных городов юга, сплошь осовременившихся. Когда здесь снимались «Унесенные ветром», даже не было необходимости строить декорации. Дух города под стать его архитектуре. Прямые спины, медлительное достоинство, вежливость и даже галантность присущи здесь практически всем, независимо от возраста и социальной принадлежности. Это город, который так и не сдался, это сам Юг, не покорившийся Северу. Только здесь можно встретить настоящих южан, прямых потомков тех, что когда-то ходили по этим улицам, жили в этих домах, а потом покинули их, оставив семьи, чтобы погибнуть, так и не согнув безукоризненно прямые спины. Чарльстонцы дружелюбны и гостеприимны, но, глядя на толпы туристов с севера, не произносят ли они про себя ненавистное слово «янки»?

Рэй сумел тогда ощутить своеобразие этого города, но он был обычным современным парнем, и история была для него всего лишь историей. Он и сам вырос в Гринвилле, где тоже полным-полно старинных зданий, о которых заботятся и которыми гордятся, но прошлое не волновало его и, уж во всяком случае, не трогало так, как трогало Джуди. Она же словно попала в родную стихию. Ее родной городок находился немногим выше по побережью, но он был лишь курортным местечком, какие можно встретить и в Виржинии, и во Флориде. Попав же в Чарльстон, она словно обрела саму себя. Приехав в майке и шортах, она, насмотревшись на здешние наряды, потащила Рэя по магазинам. С тех пор у нее появилась страсть к длинным, широким, развевающимся на ветру вещам. Сегодняшняя бахрома на накидке и плетеная сумочка напомнили Рэю ее тогдашние покупки. Особенно часто она надевала тем летом ярко-красный вышитый сарафан с бахромой, в котором присутствовали элементы костюма индейцев чероки.

Нарядившись в сарафан, Джуди вытаскивала любившего поваляться Рэя из постели, и они отправлялись на набережную Ист-Беттери, где магнолии и пальмы росли между особняками, помнящими еще блаженные времена гордого аристократического Юга. Двухъярусные открытые веранды особняков, обращенные к океану, вызывали у Джуди острую зависть к их обитателям. А Рэй смотрел на нее, и ему казалось, что она сама только что вышла из такого дома и сейчас сядет в карету, чтобы отправиться на маскарад и поразить всех смелостью своего наряда.

Ей удалось заразить не склонного к сентиментальности Рэя своей мечтой-воспоминанием о старом Юге. На рынке, где когда-то продавали чернокожих рабов, теперь толстые веселые негритянки торговали сувенирами. Представить их в качестве живого товара было невозможно, но расширенные глаза Джуди свидетельствовали о том, что ей это под силу. В какой-то момент Рэй испугался, как бы она не спустила все их деньги на эту ерунду, разложенную на длинных лотках: она переходила от одной торговки к другой, завороженно поглаживала пальцами разнообразные безделушки, приценивалась, примеряла… А он тенью следовал за ней, ощущая, что исчезни он сейчас, она этого и не заметит.

Тогда Джуди выбрала пару керамических бус и соломенную шляпу. Рэй удивился: оказывается, он это помнил!

Он вылез из постели. Искать пришлось довольно долго. До чего же Джуди неорганизованна! Почему бы не завести альбомы, не определить каждой фотографии свое место – нет, она предпочитает держать их в каких-то старых, рвущихся на сгибах папках… Наконец он выудил из одной папки несколько снимков и подсел к настольной лампе. Вот она, девушка в индейском сарафане, на шее – бусы, на голове – широкополая соломенная шляпа. Снимок был сделан на пляже Чарльстона. Ветер полощет сарафан и пытается унести шляпу, девушка придерживает ее рукой и, улыбаясь, смотрит куда-то далеко, мимо объектива… Ее рыжие волосы развеваются, кольцами закручиваясь вокруг полей шляпы…

Джуди почти не изменилась с тех пор, но девушка на фотографии показалась Рэю незнакомкой. Она и была для него незнакомкой тогда: принадлежа ему, она в то же время была настолько сама по себе, что Рэй готов был на какие угодно ухищрения, лишь бы заставить ее постоянно помнить о своем присутствии, подчинить ее. Все-таки он был слишком мужчиной, чтобы допустить, что он сам может подчиниться женщине и смотреть на мир ее глазами. А между тем происходило именно так: он приспосабливался к ней, а не она к нему. Он начинал злиться – возможно, это и определило все их будущие отношения.

Рэй был уверен, что в отношениях двоих людей один всегда подчиняет себе другого и иначе быть не может. И он пытался укротить ее: угадывая ее желания и устремления, осознанно поступал в разрез с ними, убеждая Джуди в том, что его решение правильно. Он хотел остаться собой и обладать женщиной, которую любил. И он остался собой, он обладал ею, но он сломал ее, изменил до неузнаваемости, а потом успел забыть, за что полюбил и какой она когда-то была!

Он перебирал фотографии, хранившие воспоминания о том лете, о том счастье. Вот Джуди, присев на корточки, пытается поймать что-то на песке – отлив оставил на мелководье маленьких крабов, и они ковыляют, пытаясь добраться до воды, – лови, Джу, будет, чем поужинать! А вот она на горе Чимни в Аппалачах: снова в том же сарафане, с заплетенными по-индейски, в тугие косы, волосами. Рэй ужасно устал, взбираясь на эту гору по деревянным ступенькам, а на вершине их поджидал ветер, сорвавший с него бейсболку. «Не переживай, Рэй! – она тебе все равно не шла!» Каньоны, горы, заросшие рододендронами и дикими азалиями, широкие луга… От фантастической красоты захватывало дух, и Джуди была просто вне себя от восторга. Ему стоило немалого труда, чтобы увести ее оттуда.