Антон хмыкнул и скрылся в темноте, а Маша вернулась к пролетке и отпустила извозчика.

Вскоре появился Антон в сопровождении здоровенного мужика, лохматого и бородатого, в драном кафтане и в войлочном котелке вместо шапки.

— Вот, привел, — кивнул на него Антон. — Как я и говорил, никто из лодочников не решился вас переправить. Я сто рублей предлагал, нет, отказываются, говорят, жизнь дороже.

А этот вот согласился, и за полсотни всего. Глухонемой он, не слышит, как вода шумит и льдины трещат, потому, видно, и не боится… — Глухонемой замычал и жестами показал что-то.

— Антон, ты понимаешь, что ему надо?

Лакей подошел к мужику и крикнул:

— Чего тебе?

Тот замычал громче и изобразил нечто, похожее на взмахи весел, и показал рукой на реку.

Антон повернулся к Маше:

— Верно, он хочет лодку сюда привести? — И опять громко прокричал:

— Иди уж, иди! — и подтолкнул лодочника в спину.

Мужик быстро закивал головой, что-то промычал снова, радостно рассмеялся, вероятно, оттого, что его поняли, и скрылся и темноте.

Ждать пришлось долго, и Антон даже высказал опасение, что мужик их надул и скрылся, прихватив с собой двадцать пять рублен задатка.

Но минут через сорок откуда-то снизу из-за парапета раздалось знакомое мычание, и, перегнувшись через гранитный валик, они увидели крохотную лодчонку, которую мужик едва удерживал у берега. Густая ледяная каша почти сплошь закрывала темную воду, а ближе к стрежню мелкие куски льда срастались в огромные льдины, для которых утлое суденышко — что орех для кузнечной кувалды.

— Ох, барышня, погубите вы себя. Тут даже днем, опасно переправляться, а вы ночью вздумали, — проворчал за ее спиной Антон, но Маша не обратила на его слова никакого внимания, размышляя над тем, как же ей спуститься к лодке.

Прибрежные каменные лестницы настолько обросли льдом, что превратились в настоящие катушки. Спускаться по ним невозможно…

Маша зябко поежилась, но смело подошла к парапету и с помощью Антона вскарабкалась на него. Сидеть на нем было холодно, ледяной ветер сразу же проник под юбки, и она мгновенно замерзла. К тому же она обронила где-то перчатки и почти перестала чувствовать копчики пальцев.

Тем временем лодочник перебросил Антону свернутый в кольца тяжелый и толстый канат, и лакей закрепил его за дерево, росшее поблизости, затем перекинул его через парапет и ловко, как обезьяна, спустился но канату в лодку.

— Хватайтесь, барышня, за веревку и скользите вниз, — крикнул ей Антон из лодки и раскинул руки в стороны. — Не бойтесь, я пас поймаю!

Маша перекрестилась, встала на колени, подползла к канату, ухватилась за него и, перебирая руками и упираясь коленями в парапет, стала медленно спускаться вниз. Жесткие волокна пенькового троса, покрытые кристаллами льда, впивались в ладони, рвали кожу, но она не замечала этого, с ужасом ожидая того момента, когда придется оторваться от веревки и прыгнуть в лодку. Но страшно было только отпустить руки. Она набрала полную грудь воздуха, зажмурилась, разжала пальцы и через мгновение оказалась в лодке, спланировав почти на головы своих спутников. Но, к всеобщему удивлению, лодка от резкого толчка не затонула, а лишь слегка накренилась и зачерпнула бортом воды. Мужчины ловко подхватили девушку под локти, и в следующее мгновение Маша почувствовала, что уже сидит на узенькой лавочке, а глухонемой толкает ей в руки какую-то жестянку. Она с недоумением посмотрела на Антона, и лакей пояснил:

— Это он велит вам воду со дна вычерпывать, когда поплывем…

Следующий час показался Маше самым длинным в ее жизни. Река в этом месте — чуть меньше версты в ширину, но огромные льдины и мелкий лед не позволяли гребцам грести с должной силой. К тому же им все время приходилось лавировать между льдин, которые наползали друг на друга со страшным грохотом и то и дело грозили раздавить крохотную лодку и трех безумцев, посмевших бросить вызов стихии. Ледяная вода сочилась сквозь многочисленные щели, а после очередного удара льдины в борт переплескивала через край, поэтому Маша трудилась не покладая рук, черпая и черпая воду и моля бога, чтобы льдины не сомкнулись и не раздавили их хлипкое суденышко. Она скорчилась на своем сиденье, по щиколотку в ледяной воде, но совсем не замечала, что и кожаные башмаки, и края юбок промокли насквозь. Главное было — доплыть до берега и добиться встречи с Митей.

Внезапно послышался громкий треск и ругань Антона.

Маша подняла голову и выронила жестянку. Огромная льдина острым краем, словно бритвой, срезала лопасть весла Антона, и он с отчаянием отбросил в сторону жалкий обрубок.

До берега было совсем близко. Но течение закрутило лодку на месте. Антон с помощью второго весла попытался выровнять ее, но тут следующая льдина ударила в корму, и лодочник, который кормовым веслом отталкивал от их суденышка наиболее опасные льдины, яростно замычал и погрозил Антону кулаком. Антон не менее яростно выругался, навалился на весло всем телом и все-таки выровнял лодку. И сразу же она заскребла днищем по камням. Глухонемой выскочил из лодки, ухватил ее за кольцо на носу и вытянул на берег.

— Ну, слава богу! — с облегчением произнес Антон и перекрестился. — Счастливая вы, Мария Александровна, не иначе! Я уж грешным делом думал, что не доберемся до берега.

От крепости к ним бежал солдат с ружьем на изготовку.

Остановившись за несколько шагов от них, он выставил вперед штык и грозно спросил:

— Кто такие? Ночью здесь непозволительно шататься.

— Отведи меня к дежурному офицеру, солдатик. — Маша сделала шаг по направлению к нему, но солдат щелкнул затвором и приказал:

— Не подходи, стрелять буду!

— Ты что, служивый, сдурел? — прикрикнул на него Антон. — Не видишь, кто перед тобой? Барышня благородных кровей. Она вон через реку переплыла, промокла вся, и зла, а ты ее на ветру держишь! Веди ее срочно к начальнику!

Офицер сам разберется, что к чему.

Но солдат продолжал стоять на своем:

— Не ведено посторонних ночью в крепость пущать. Мне за это плетей дадут, а у меня шкура не казенная.

— Голубчик, милый мой, — Маша упала перед ним на колени, — я тебе сколько хочешь денег заплачу, но проводи меня к офицеру. В крепости у меня жених сидит, на двадцать лет каторги осужденный. Родителям позволили с ним повидаться, а мне в этом отказано, потому как я не жена ему… — Она заплакала. — Его вот-вот по этапу отправят. Я хочу офицера просить, чтобы позволил хотя бы краем глаза на него взглянуть.

— Ну что вы, барышня, не стоит вам в ногах у простого мужика валяться! — Солдат опустил ружье и приставил его к ноге, потом сконфуженно почесал в затылке. — Давайте так сделаем, я отведу вас к унтеру и скажу, что задержал вас у ворот, а там уж как он решит, доставлять вас к офицеру или нет.