Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Каких именно лекарств? — у него никто не спросил.
Ведь все лица, допущенные к истинным секретам испытаний на ракетном полигоне, прекрасно знали не только о потенциальной опасности, исходящей с полигона, но и о том, что можно ей противопоставить в случае возникновения чрезвычайного положения.
4
Всё последнее время основной тайной ведомственных медиков было их твёрдое убеждение в том, что единственным средством спасения выживших при разрушительных химических авариях, может стать только особый, крайне редкий и безмерно дорогостоящий препарат:
— Антидот особого свойства.
Говоря проще, уникальное противоядие всем имеющимся химическим соединениям, способное обезвредить попавшие в организм человека яды и отравляющие вещества.
Приобрели его за валюту еще тогда, когда для будущего «Кистеня» лишь разработали рецептуру компонентов, ныне составивших его основную рабочую массу, необходимую для расходования во время полета ракеты до цели.
Ту самую, что таила в себе крайне ядовитые химические соединения, получившиеся в ходе сложнейшего синтеза, осуществляемого по новым методикам учёных Химзавода.
— И вот теперь, — по мнению должностных лиц, услышавших в медико-санитарной части директорское распоряжение. — Действительно выходило так, что настало тревожное время применения в реальности, для спасения людей, уникального антидота.
1
Борису Круглову внезапно почудилось, что он очень долго находится в собственном гробу: заколоченном, опущенном в могилу и уже засыпанным землёй.
— Причём, лежит в нём уже сверх всякого терпения, — понимал он. — Вот уже совсем скоро в тесной скорбной «домовине» станет просто совершенно нечем дышать.
Он попытался разлепить губы:
— А позвать на помощь некого.
Это обстоятельство особенно досаждало ему, поборнику известного постулата о том, что «На миру, даже смерть красна!».
Потому, не желая мириться со столь некрасивым концом своего земного существования, он, следом за ртом, отчаянно ловившим остатки кислорода в противогазе, раскрыл глаза, чтобы окончательно разобраться со своим положением.
Заодно мечтая о спасении. О том, чтобы страшное наваждение поскорее закончилось.
Но страшный сон оказался не менее ужасной явью.
И на самом деле дышать удавалось с трудом. Лёгкие от напряжения уже были готовы разорваться на части, чтобы хоть немного вдохнуть живительного кислорода.
— Струйка его, похоже, совсем иссякла! — теперь уже бесповоротно стало понятно обречённому на смерть.
Только теперь он понял в полной мере:
— В отличие от безысходности сновидения, лишь одну реальную возможность спасения дарила кошмарная действительность, подсказывая ему, что за время, пока он был в беспамятстве, сэкономив, тем самым, кислород из заплечных баллонов на собственном дыхании, вокруг произошли существенные перемены.
Глянув перед собой, а потом и по сторонам, насколько позволяла поза лежавшего на спине человека, Борис Иванович разглядел сквозь окуляры маски, что уже не всюду, вокруг него властвует пламя.
Кое-где было не так ярко, как в самом пекле, несмотря на то, что всё вокруг было светло как днём.
Его происхождение уже стал понимать Борис Круглов. Для себя самого иронично он назвал «бесплатным освещением» то, что давали бушующие языки пламени!
Даже на значительном отдалении от эпицентра бедствия, они припекали его своим жаром так, что очнувшемуся из небытия самозваному пожарному захотелось немедленно повернуться со спину на живот, чтобы, хотя бы немного остудиться о грунт.
Он пошарил рядом рукой, в надежде отыскать спасение:
— Однако и земля вокруг него была не менее горячей, чем защитный брезент пожарной робы, в которую, по пути на объект, он был обряжен по воле, предусмотрительного инспектора ОГПС лейтенанта внутренней службы Сергея Корнеева.
И еще одно не позволяло так просто изменить существующее положение тела.
— За спиной на нем был пристёгнут на крепких ремнях двойной комплект баллонов с кислородом, — вспомнил Борис Иванович.
Его он надел еще в пожарной машине, выбираясь следом за будущими героями своего документального повествования.
Ещё и повезло несказанно, что, снесённый взрывной волной, самодеятельный пожарный непроизвольно накрыл металлический комплект с несколькими литрами взрывоопасного кислорода своим телом. И тем самым не позволил ему перегреться и от этого рвануть, не хуже иной ручной гранаты!
Эта мысль, однако, не принесла ему особого облегчения.
— Ведь за те часы, что он провёл здесь, в огненном пекле в беспамятстве, — стало ясно ему. — Кислородные запасы, хотя и расходовались крайне экономно, но сейчас, судя по всему, вот-вот совсем иссякнут.
И своих спутников, с которыми проехал на территорию Химзавода он теперь видел, в основном лежащими вокруг в позах, не оставлявших надежду на то, что хотя бы одному из них удалось тоже выжить во время взрыва ракетного топлива.
Тела погибших пожарных, безмолвно и неподвижно лежали вокруг, представляя собой картину того, скорого будущего, какое ожидало и самого Бориса Круглова.
Эта мысль еще более разозлила его, чем пробуждение от кошмарного сновидения, порожденного бессознательным состоянием.
— Оно же, надо полагать, меня и спасло, — отчётливо понимал теперь Борис Иванович.
Он, сумев перевернуться со спины на живот, а затем и привстав на колени, начал в таком положении понемногу отползать.
Преодолевая с каждым движением немного — за сантиметром сантиметр, но уверенно двигался прочь от главной опасности, в темноту ночи, разбуженную гигантским костром, всё ещё бушевавшим прямо за его спиной.
2
Но, как бы ни было трудно, до самого последнего момента, когда уже стало совсем нечем дышать, Борис Круглов так и не снимал с лица маску надоевшего, и теперь уже практически бесполезного кислородного изолирующего прибора газодымовой защиты.
Потому что не мог забыть, крайне тошнотворный и резкий запах, стоявший на территории завода, охваченной бедствием и встретивший его еще только по приезду на место, где ожидало столь страшное испытание пожарных космическим огнём.
Продолжая неуклонно двигаться в противоположную от огня сторону, несколько раз он снова, казалось бы, доходил до того предела, когда, вроде бы, уже потеряна всякая тяга к жизни.
Но находились силы взбодрить себя привычным, не раз виденным еще с детства на киноэкране заклятием наших воинов:
— Врешь, не возьмёшь!
И оно реально ему помогало.
Ведь получалось еще и ещё, пусть и понемногу проползти всё дальше и дальше от невыносимого пекла.