И, уже понимая, что вот он, ужас, делала к окошку все более и более маленькие шажочки. Но подойти надо было. Надо…

Там, снаружи, на узком покатом подоконнике-водосливе, цепляясь когтями, сидел зверь, похожий на кота. Совсем небольшого кота.

Бывший дворовый донжуан лишился обоих глаз, вместо глаз полыхали огненные глазницы. Рваные уши насторожены, морда повернута ко мне. Выдвинутые когти в несколько раз больше обычного размера. На вид – стальные.

Я остановилась, не в силах приблизиться к стеклу вплотную.

Контур держал, но я видела особым зрением, что мои собственные рубежи уже почти пали и чудовище удерживает за стеклом в основном благая сила Наставницы, которая когда-то и обучала меня защитной магии на примере моей собственной квартиры.

Я ощущала себя на редкость беспомощной и была готова сдаться. Кот гипнотизировал меня, а я параллельно запоминала: беспородный, шерсть черная, шейка белая, весь в запекшейся крови, лапы неестественно вывернуты, глаза выколоты, в шкуру на боках, в кожу воткнуты незастегнутые английские булавки…

… Яснознание включилось.

Подвал, люди. Какие-то люди, которых я не видела, руки, со всех сторон руки.

Кот на спине, на перевернутой ванне. Лапы растянуты в разные стороны. В лапы, под шкуру вогнаны крючки транспортных резиновых жгутов.

Кот кричит, широко открывая пасть, совсем как человек. Аааа… В квартире двумя этажами выше мечется маленький домовой…

Руки… смазанные лица… да это же дети. Дети! Дрожащие руки, украшенные черными браслетами с черепами, втыкают в кожу кота булавки, пробуют застегнуть.

Кот кричит.

Девичий голосок: «Не надо!!! Не надо, это же котик, не надо, ему больно! Аааа!!!»

Отвечают: «Ты слабачка, уходи, уходи…»

Толкают; на секунду мне снова попадают в поле зрения руки, девичьи, с длинными черными ногтями, которые грубо пихают, царапают другую девчонку, срывают с шеи цепочку с черной половинкой символа Инь-Ян, и украшение падает…

И снова кот. Неумелые пытки, бессмысленные, нестерпимые…

Дети, объединенные одной задачей; дети, неосознанно образовавшие чернокнижный круг, круг крови, которые бездумно начертили на полу древние знаки, а они возьми да и сработай…

Они не сумели добить кота.

Помучили и бросили умирать на ванне.

Но у котов несколько жизней.

Вот одна лапа неестественно вывернулась.

Вот другая, вытаскивая крючок…

Вот на дне глазниц слабыми искрами зажегся пробужденный Дух.

Вот кот сидит на перевернутой ванне, ставшей алтарем, в пустом подвале, в котором призрачными отзвуками еще звенят его крики, и недоуменно вылизывается.

А его кровь стекает по шерсти и капает на притоптанную грязную землю.

И вот он осознает, что не кот больше.

Для пробы щелкает жалом в хвосте.

Взгляд разгорается во всю силу. Кот потягивается и собирается… собирается пойти… Куда?…

…люди… разные лица…

…приходит кто-то… кто ощутил пробуждение Зла, кто чаял его долгие годы…

Чед тараном проскочил мимо меня и ударил по стеклопакету ладонью:

– Пшел! Брысь!

Бывший кот, а ныне химера смерил Женьку брезгливым взглядом огненных глаз. Медленно провел когтями по той стороне стеклопакета напротив широкой ладони Чеда. Медленно раскрыл крылья, как будто нелепо склеенные из рваного черного тюля, натянутого на спицы зонта. И стартовал в прекрасное раннее утро, на короткий миг охватив крыльями всю Москву.

– Ж-ж-женька…

– Вижу-вижу. – Чед схватил меня на руки, и через секунду я была в душе – холодная вода, горячая вода, снова холодная…

Очнувшись, я, как была мокрая, отпихнула Женьку, скакнула в комнату к шкафу-купе, внизу которого стоял сейф.

Трясясь, нажала цифры.

Выдернула Чашу, оставленную Наставницей на то время, пока ее принимали жрецы Гаити. Чашу воспрещалось вывозить из Москвы.

Бросив раскрытый сейф, отпихнув Чеда, влетела на кухню. Достала острейший керамический нож, полоснула по руке. В Чашу закапала кровь. Пошел дым.

Наспех замотав кухонным полотенцем руку, так же отпихивая Чеда, выхватила бутылку вина, долила Чашу, зажгла свечу и, взяв Чашу обеими руками, начала выговаривать заклинание. Особое, последнее, дарованное мне Наставницей вместе с данной на сохранение Чашей.

Слова шли трудно, по одному, как будто я их вытачивала из камня. Я ощущала, что волосы на голове встали дыбом, и предполагала, что у Чеда на спине дыбом стоит растущая там редкая шерсть.

Выговорив все слова, звучать которым можно было единственный раз в жизни любого мага, я залпом выпила вино и кровь. Выдрала плющ из горшка, зачерпнула двумя руками землю и уткнулась в нее лицом. Замерла.

Землица русская.

– Ник! Ники?

– Ники!

– Ники, ну зверюга небольшая, я бы его болтом снял, не говоря уже о пистолете… может, даже рогаткой. Мелкота. Справимся.

Я подняла перепачканное лицо. Настало время ржать.

– С-с-саурона р-р-рогаткой?

– В смысле – Саурона? – опешил Чед.

– Т-т-ты думаешь, его можно с-с-снять болтом?

– Э-э-э…

И я все-таки заржала. Подумав миг, Чед с удовольствием присоединился.

28-е лунные сутки несут возможность прозрения. Также в этот день сбывается правило – что посеял, то и пожнешь.

Я рассматривала себя в зеркале.

Вот почему люди в большинстве своем так и не верят во взаимосвязь духа и тела? Внутренней сущности – и внешнего облика? А она крепче и очевиднее, чем даже пишут знатоки психосоматических теорий. Тело рассказывает о проблемах и душевной боли, об образе жизни и привычках, даже немного – о мечтах. Смотритесь в зеркало чаще. Там – вы.

Заклинание изменило меня. Не сильно, но достаточно, чтобы взор Чеда как-то особенно загорелся. Ненадолго изменило, но на какое точно время – я не знала.

Мне было все равно. Умея ощущать душу, я редко придавала значение виду тела или лица. Но взаимосвязи всегда наблюдала. И свои внешние данные, естественно, знала, девочка все-таки.

Руки оплели голубоватые венки, чуть более заметные, чем раньше, – как будто я качалась в тренажерке последние три года. Не безобразно, но явственно. Плечи расширились, и мускулатура очертилась. Я не сомневалась, что выросла скорость моих мышечных реакций. Чуть обострились слух, зрение и чутье. А ягодицы подобрались и стали словно каменными. И пресс – теперь на пупок было бы и бриллиантик не стыдно повесить. Жаль, эдакая красота продержится недолго, зато понятно, к чему при желании можно стремиться, если вдруг меня это заинтересует.