Резко повернув голову вправо, замечаю Дигби. Дигби, о присутствии которого в этой комнате я забыла. Он крепко удерживает меня за руку, его лицо забрызгано кровью, а в ножнах нет меча.

Услышав жуткое бульканье, смотрю на Фулька, который корчится на полу. Он поднимает руки к мечу, который торчит из его груди, касается его. Король открывает и закрывает рот, не издавая ни звука, губы его испачканы кровью. Он хватается за лезвие, разрезает себе ладони, крепко его стискивая, словно хочет раздавить до полного подчинения.

Так он и умирает: обхватив обеими руками золотой меч, с ухмылкой на губах, словно оставляя проклятие, насылающее на всех нас муки ада.

Мидас стоит на другом конце комнаты вместе с двумя стражами. Глаза всех устремлены на Фулька, который испускает последний булькающий вздох. Перед глазами у меня лишь темно-красная кровь, вытекающая из раны медленно, как сироп.

Сначала меня охватывает дрожь. А потом перед глазами все расплывается.

Кровь стучит по черепушке – стук, стук, стук – или это град бьет в стекло?

Я поворачиваюсь и утыкаюсь лицом в воротник Дигби. Мне начхать, что его доспехи причиняют неудобства. Я все равно хватаюсь за него и дрожу всем телом.

– Спасибо, спасибо, спасибо, – повторяю я, уткнувшись ему в грудь. Он меня спас. Мой молчаливый, мужественный страж только что убил короля, чтобы спасти мне жизнь.

Я слышу голоса: Мидаса, одного из стражей, возможно, и Дигби тоже. Не могу разобрать, что они говорят, даже не тружусь сосредоточиться на их словах.

Ноги подкашиваются, перед глазами мелькают вспышки черного света. Сколько разговоров. Опять барабанит град. Эта песня продолжает играть.

– Уведите ее в ее покои, – говорит Мидас, а может, мне это послышалось.

Дигби разворачивает меня, а потом поднимает на руки, разрешив уткнуться лицом в его нагрудные доспехи.

– На тебе кровь. На мне кровь. – Мой голос звучит тихо, далеко. Кровь такая незначительная деталь в сравнении со всем остальным. Толком не понимаю, зачем я вообще об этом упомянула.

Дигби уносит меня из комнаты прочь.

– Мне нужна светлая сторона, – бормочу себе под нос.

Светлая сторона. Мне нужна светлая сторона, чтобы успокоиться. Чтобы не погибнуть.

Светлая сторона… светлая сторона: меня не убили и не изнасиловали.

О Великие Боги, что за отвратительная светлая сторона.

Дигби продолжает молчать, не подавая никаких идей, да я и не ждала. Но уверенный стук его сапог по какой-то причине меня успокаивает, хотя голова кружится, а черные вспышки перед глазами становятся ярче.

– Из-за меня ты убил короля, Дигби, – шепчу я.

Он только кряхтит.

Всего на миг я закрываю глаза, убаюканная его плавной походкой. Казалось бы, спустя несколько секунд открываю глаза, но понимаю, что уже оказалась на вершине дворца, в своей спальне, а Дигби кладет меня на кровать.

Я сажусь, упираясь руками в матрац и стискивая пальцами одеяло. Бросив напоследок на меня взгляд, Дигби отворачивается и тихо выходит. Дверь моей клетки тихонько скрипит, закрываясь, и страж оставляет меня наедине с собой. Зажженные свечи в комнате – единственные мои спутники.

Сегодня вечером меня мог изнасиловать король.

Но этого короля закололи мечом в грудь совсем рядом со мной. Мои туфли пропитаны его кровью. Я до сих пор чувствую на шее его горячее дыхание. И эта ночь давит на меня. Давит со всех сторон. Каждое событие этого вечера давит на мой разум, он прокручивает все заново, разбирает каждую секунду. Снова и снова показывает мне случившееся с той самой минуты, как я проснулась, до этого мига.

И вот так я сижу долго, думаю, слушая град и ветер, задумываюсь, чем я оскорбила богинь в прошлой жизни. Или я просто укрыта здесь, в Шестом царстве, под покровом снежных облаков, которые никогда не рассеиваются, чтобы звезды не могли меня увидеть.

И весь последующий час я только и делаю, что размышляю над случившимся. С размазанной по обуви кровью погибшего короля и неглубокой раной на шее.

Меня вырывает из мыслей звук вставленного в замочную скважину ключа.

Раздаются шаги, и слуги один за другим заходят в мою клетку. Они деловито проходят мимо меня, направляясь в ванную и держа ковши, из которых поднимается пар.

Спустя минуту все молча выходят, клетка вновь закрывается, дверь в спальню захлопывается.

Я не поворачиваюсь, не двигаюсь – просто жду. И слушаю.

Чувствую спиной его взгляд, но держусь и непреклонно смотрю в окно, за которым бушует снежный шторм.

Наконец Мидас подходит, и его темная фигура останавливается в нескольких шагах.

С мгновение он ждет.

И хотя мне не видны его глаза, я чувствую, как он осматривает меня и останавливается взглядом на ране у меня на шее.

Мидас медленно делает три шага вперед и протягивает руку, держит ее передо мной, ждет.

Я не беру его за руку.

– Позволь вымыть тебя, Драгоценная.

Я смотрю ему в лицо. Но руки все равно не принимаю.

Его лицо выражает раскаяние.

– Я знаю, – хрипло произносит он. – Я знаю, но позволь мне объяснить. Позволь… я хочу обнять тебя. Позволь проявить заботу. Позволь помочь тебе, Аурен.

Эта медленно ползущая трещина от царапины в стекле обрывается. Ждет. Недоумевает.

Потому что в прошлом Мидас уже произносил эти слова: «Позволь помочь тебе».

Поэтому он использует их сейчас? Чтобы напомнить?

Когда я жила на улице, то днем спала, а ночью ползала по округе. Часто голодной. Всегда испуганной. Я слишком боялась что-то купить, к кому-нибудь подойти. Делала это только в случае крайней необходимости. Я блуждала в одиночестве, пряталась. Только так могла выжить девчонка вроде меня. Убедившись, что не очутилась в точно такой же ситуации, из которой сумела сбежать.

Плохие мужчины. Миром правили плохие мужчины.

И как бы сильно я ни старалась затаиться, стать невидимкой, это было невозможно. Не для меня.

Я знала, что не стоит слишком долго задерживаться на одном месте. Знала, но слишком устала. Вымоталась. Я совершила ошибку. Дала слабину. Я знала, что это вопрос времени, когда со мной в отместку случится что-то дурное.

Той ночью явились мародеры.

С факелами и топорами они захватили деревню, в которой я пряталась. Которую должна была покинуть несколько дней назад.

Они отнимали все до последнего гроша. Живших здесь фермеров ничто не могло спасти, они не обладали навыками выживания. У них не было даже оружия – только лопаты и вилы.