Сидор должен был до встречи кнеза и царя, где-то прямо на тракте, подстроить убийство Виола. И это должно было выглядеть, будто здесь замешан сам кнез. Сидор планировал вывести барда за город ночью, но нападение кнеза спутало ему все карты.

Меня интересовало, почему царь едет в Солебрег сушей, а не плывёт по морю. Такой вопрос тоже следовало обдумать, но ответов у меня особых не было.

Может, Нереус просто боится заходить на собственных кораблях в гавань Солебрега, под прицелы береговых пушек? Если нет доверия кнезу, то с верным войском на земле как-то поспокойнее будет.

Я видел в этой формуле место для Дайю, и не сомневался, что она жива. С лучевийской принцессы кнез пылинки будет сдувать…

Ещё я понимал роль нашего Виола, жертвенного барашка, но я его уже вытащил.

Вот чего я не мог придумать, так это где сейчас Креона. Передал её Сидор кнезу или нет?

Кутень не почуял её в Солебреге, да и бард на мои вопросы только качал головой.

— В темнице её не слышал, уж я бы почуял, ты же знаешь. Да и стражники точно бы обсудили между собой хладочару, она всё же хороша собой…

— Совсем не обсуждали? — уточнил я.

Бард крепко задумался.

— Любое оброненное слово, — сказал я, — И, быть может, картина сложится.

— Складно говоришь, громада.

— Вспоминай!

И бард усердно вспоминал… Так вспоминал, что у него вены вздулись на лбу.

Время от времени я оглядывался на Луку, хотя и так видел всё вокруг через зрение цербера.

Одной рукой пацан крепко держал лямку рюкзака на плече, где постукивали друг о друга сухари, которые мы стащили из землянки Сидора. Иногда Лука встряхивал свою шевелюру, в которую насыпалось много земли.

Теперь, после того случая с молитвой пацана, которая защитила их с бардом от артефакта «тёмная пасть», я хотя бы понимал, почему он такой добрый. И это несмотря на жизнь беспризорника, с её вечными подставами и драками, где не сможешь выжить без озлобленности.

Лука не озлобился, сохранив душу чистой, потому что ему начертано быть паладином. И что-то мне подсказывало, что у лиственников до этого самого дня вообще не было ни одного воина. Ну, не считая меня, конечно.

Я слышал лишь о Храмовниках Яриуса, и так подозревал, что именно они используют магию света, как паладины Ордена Света из моего прошлого мира. А в своих ощущениях я не сомневался.

Для всей Троецарии… да, наверное, и для всей Тахасмии будет неожиданным ударом, если вдруг окажется, что безобидные чудики-лиственники вдруг дадут отпор за вечные притеснения.

Я растянулся в улыбке, потому что прекрасно помнил те приёмы, которыми с нами делились бывшие паладины Ордена Света. И уж кое-чему я пацана обучить смогу.

Другой вопрос — зачем? Неужели именно поэтому меня сюда направил Отец-Небо?

Я оглянулся ещё раз на Луку — сам белобрысый, бледная кожа, и не особо-то он похож на южанина. Что, Отец-Небо, и в нём тоже капля бросской крови?

Да ещё и эта молитва Вечному Древу…

«Молитвы надо исполнять!» — так, кажется, было мне указано?

Совесть цапнула меня за душу, когда я подумал, что если не узнавать в подробностях, о чём там Лука молился Вечному Древу, то и не надо будет ничего исполнять.

А Морката вообще сказала, что мне на север идти надо. А она так-то богиня… Да ещё и жена.

— Громада, видит Маюн, приоделся ты занятно, — взгляд барда пробежался по мне, когда я чуть приспустил завязки доспеха из-за жары и снял душный шлем, — Где ж ты раздобыл дружинную бронь, да ещё и своего размера?

Усмехнувшись, я повёл плечами:

— Не совсем по размеру, кое-где натирает…

— И ткани, я посмотрю, нашиты непростые.

Всё же, бард не уставал меня удивлять. Ну ладно, музыкальный талант, или тот же острейший слух. Но, смердящий свет, он и магию умеет распознавать?

— Ну, а что ты удивляешься? Браслет «паранойи» я и так знаю, был у меня такой, — Виол поморщился, — Не такой, а немного… как бы это сказать… ну, для других целей.

Мои губы тронула улыбка. Сколько бывает видов таких артефактов, я примерно знал, и не составило труда догадаться, каким именно мог пользоваться бард.

— Он был настроен на женские взгляды? — спросил я.

— Громада, ты и вправду многое знаешь… Кстати, видит Маюн, я без него и не догадался бы, что супруга северного царя ко мне неравнодушна, — Виол хихикнул, — Ты наверняка знаешь, что кто-кто, а властные особы умеют скрывать свои чувства посильнее некоторой магии.

Тут бард был прав.

— Ты охмурил её, чтобы вызнать какие-то секреты Хладограда? — спросил я.

— И да, и нет. Сколько страсти в ней было, ты бы знал! Северянки знают, как раскалить постель до красного… — тут Виол осёкся, — Громада!

— Что?

— Маюнова грусть! Я вспомнил! — и, сбиваясь от волнения, он сказал, — Там, в темнице, стража сегодня обсуждала… Этот послушник, который со зверем был… — Виол качнул головой назад, и зашептал, — Его спросили про брошь на груди медоежа.

Я достал из топорища припрятанную маленькую «брошь хозяина» — красный камешек с оправой-лапками.

— Да, да! Я только очнулся тогда, плохо соображал. Меня же по голове стукнули, когда люди Сидора ворвались.

— Виол, что ты слышал.

— В общем, ту же самую фразу, что «жарче северянок в постели нет». И поэтому Сидор отправил такой подарок в Моредар… — Виол хлопнул себя по лбу, — А я-то думал-гадал, что они всё шутили про соль и лёд? Мол, лёд в соль положили, или наоборот?

Я похлопал Виола по плечу:

— Вот теперь ясно.

— Ты знаешь, громада, куда