– Браты, чего вы тута, я уже в сельцо наведался, избу, что получше, для нас отыскал. Поспешайте, пока кто другой не позарился на нее.

– Не ты ли за воеводу ноне у нас будешь? – спросил жестким голосом Орм. Злат промолчал.

– Ночуем здесь, у ладей. Коли вороги с моря или с берега нагрянут, то мы успеем изготовиться. Я иду к тысячнику Ставру, его ладью о камни ударило, вскоре буду, – сказал Орм и направился к причаленной неподалеку ладье.

– Ха, а ить не зря я в избу наведался. – Злат разжал кулак, показывая лежащую у него на ладони золотую монету. – Селяне здешние бежали да, видать, обронили. – Он засмеялся со счастливым и довольным лицом.

– Здесь столько золота, что его роняют? – с сомнением спросил Мечеслав. – Чаю я, не Златом тебя, а Златобором нарекли. Уж больно ты до него охоч, поболе всех нас.

– Отныне нарьекаем тебья ярл Златобор! – торжественно произнес Рагнар под смех воинов.

– А по мне хоть как кличьте, мне все одно, зато злато при мне, – сказал Злат, понимая, что с этой поры быть ему Златобором. В темноте послышались шаги, кто-то приближался к ним по берегу, усыпанному мелкой галькой и ракушкой. Все оглянулись, из темноты на свет костра вышел Стефан.

– Что выведал у греков? – спросил Орм, подошедший со стороны ладьи Ставра.

Стефан сел у костра, протянул руки поближе к огню, начал говорить:

– Стратиг-воевода Варда Фока пошел супротив базилевсов – царей своих, Василия и Константина. Решил отнять у них власть и для того соединился с другим известным стратигом, Вардой Склиром, тем самым, что остановил в свое время кагана-князя Святослава под Аркадиополисом. Но затем Варда Фока пленил Варду Склира, заточил в темницу, объявил себя базилевсом и двинулся к Константинополю. Молвят, что большая часть империи в руках Фоки и его приспешников. Вот потому-то и запросили базилевсы помощь от князя Владимира. Такие вот вести, други. – Чуть помолчав, добавил: – В проливе корабли Фоки стоят, нам их не обойти, если же прямо пойдем, чтобы через Босфор в бухту Золотой Рог попасть, то пожгут они ладьи наши огнем Каллиника.

– Ничего, одолеем! – сказал Орм.

– Я вот что молвить желаю, – сказал Злат, глядя на Стефана. – Больно ты на болгарина дунайского не похож, и речь у тебя вроде их, да иначе глаголешь. Я-то там был и знаю, как болгары говорят, отец же мой Дадран Болгарин еще с батюшкой князя нашего Владимира, Святославом, на Русь подался. Чую, по-ромейски ты уразумеешь, молвить на их языке способен, и как кличут их знаешь, и звания их тебе ведомы, коих мы и вымолвить-то не в силах. Вот я и думаю, а не ромеи ли тебя подослали?

Стефан гневно сверкнул на него глазами.

– Верно Злат речет, и я с ним согласен, – сказал Орм, – ждем мы правды твоей, Стефан.

– Вот вам правда моя. Вы приняли меня в свою дружину и другами мне стали. Ромей я, но о том никто знать не должен, потому и прошу, други, не выдавайте меня. Величать меня Маркианом, я из знатного ромейского рода, предки мои в давние времена при императоре Константине из Рима в Византий переселились. Мы породнились даже с самим Иоанном Цимисхием, славным воином, что князя Святослава не побоялся вызвать на поединок. Будучи отроком, учился я у Цимисхия искусству воинскому. Это был величайший воин. Из всех он всегда был первым и в прыганье, и в игре в мяч, лучше всех метал копья и стрелял из лука. Он ставил в ряд четырех коней, прыгал и, миновав трех, вскакивал на четвертого. Это был воин, стратиг и император, равных которому более не будет в нашем государстве. Вот с таким человеком я рос, набирался мудрости и учился у него. Он часто говорил, что из меня выйдет хороший базилевс и, может быть, он, умирая, передаст власть мне! А потом его не стало. Моя семья подверглась гонению, я вынужден был бежать в Болгарию к своему другу боярину Воймиру. Три года жил у него, но пришло время, и его лишили живота вороги. Тогда покинул я Болгарию, через земли валахов, тиверцев и уличей добрался до Киева и решил вернуться на землю родную в Константинополь, но так, чтобы никто не признал меня. Если это случится, меня казнят или же заточат в темницу на веки вечные. Потому и скрывал я от вас, кто я есть! За то винюсь перед вами! – окончил свой рассказ Стефан.

– Что ж, повинную голову меч не сечет! Быть, грек, тебе с нами, – сказал Орм. – Усы и бороду отрасти, иначе призна́ют тебя в Царьграде.

Утром войско погрузилось на ладьи и продолжило путь. Шли под парусами, ласково светило солнце, солнечные зайчики отражались от воды, слепя глаза. Мечеслав смотрел на море и удивлялся. Вчера вода в нем была черная, таила в себе угрозу и смерть, а сегодня как бы светилась из глубины бирюзовым цветом. Вдруг Рагнар запел песню на своем языке, которая полетела над морем, тревожа душу.

– О чем он поет? – спросил Мечеслав Орма.

– О викингах, ушедших в дальний поход, – ответил он.

* * *

Ночью русские ладьи вошли в пролив Босфор. Плыли скрытно, стараясь грести так, чтобы не было слышно плеска весел. Впереди русских кораблей шли две ромейские хеландии. Скрытыми на корме фонарями они указывали путь, которого следовало держаться всем остальным. За день до подхода к проливу предводители воинства собрались держать совет, был там и Орм. Он-то и сообщил, что, по сведениям, полученным от сочувствующих базилевсу купцов, у выхода из Босфора стоит не менее десяти кораблей мятежников, и теперь, чтобы достигнуть бухты Золотой Рог, руссам предстояло идти на прорыв. Прорываться решили ночью и внезапно. Принимать открытый бой пусть даже и с небольшим количеством ромейских кораблей, вооруженных греческим огнем, к которым быстро могла подойти помощь, было безрассудно.

Корабли мятежников черными громадами возвышались над морем. На некоторых из них горели факелы, но голосов слышно не было. Орм приказал вести ладью к ближайшей триреме, еще несколько ладей двинулись к двум другим, стоявшим в небольшом отдалении.

Ладья Орма тихо подошла к вражескому кораблю. Неожиданно с его палубы, перегнувшись через борт, выглянул сторожевой воин с факелом. Пытаясь разглядеть, что происходит на воде, он что-то крикнул, обращаясь к сидящим в ладье. Сахаман вскинул лук. Через мгновение стрела вонзилась в горло стражника, он захрипел, выронил факел и, перевалившись через борт, упал в воду. Руссы взметнули абордажные крюки… Вскоре с палубы донеслись крики, стоны, звон оружия. Мечеслав сидел в ладье, Орм приказал ему и еще нескольким воинам остаться на веслах. Молодой воин сгорал от нетерпения: сердце его бешено колотилось, руки то и дело тянулись к мечу, он то вскакивал, то вновь садился на скамью: его тянуло туда, в гущу сражения, где плечом к плечу бились его товарищи. Звон оружия уже затихал, как вдруг на триреме полыхнуло пламя. Оттуда в ладью стали прыгать руссы, последним прыгнул Орм.

– К Царьграду! – крикнул он, обрубая один из абордажных концов. Воины взялись за весла. В проделанную в строю вражеских кораблей брешь стали спешно втягиваться росские ладьи. Шли, стараясь держаться ближе к берегу, где тяжелые корабли противника не могли их преследовать. Но мятежники, не зная ни численности, ни возможностей внезапно напавшего на них флота, не пытались что-либо предпринять. Путь в сторону бухты Золотой Рог был открыт. Утро ладьи росичей встретили под стенами Царьграда.