– Потому что я – чурка, – не слушая Сашу, уже выходил измашины Фара. Он ладонями обхватил голову, будто в припадке жуткого горя.

– В хорошем смысле, парень, – откомментировал его «чурку»Саша.

Тут подкатили остальные.

– Где вы ездите? – беззлобно прикрикнул на них Саша.

День сегодня выдался по кайфу: и друга встретил, и новоедело обещало деньги. Море денег. Море-океан.

Командный состав Бригады и таджиков расположился в одной изниш ресторанного зала. Рядовые бойцы сидели в общем зале.

Фил успел переброситься несколькими словами с солнцевскими,которые частенько проводили здесь вечера – кормили здесь по-восточному вкусно иобильно, да и место было не чужое, спокойное.

– Сань, у Кабана проблемы, – шепнул Фил Белому.

– Давай об этом потом. – Саша глазами указал на гостей. – Нучто, друзья… – поднял рюмку Саша и проследил, у всех ли налито.

– Если позволите, – с заметным акцентом начал седойАбдула-Нури. – Я скажу, а Фархаджун будет переводить. Один великий мыслитель сказалследующие слова…

И он заговорил гортанно и красиво. Но абсолютно непонятно.Напевная речь была похожа на стихи.

Пацаны, переглядываясь, томились с поднятыми рюмками. КогдаАбдула-Нури окончил торжественную речь, повисла напряженная тишина.

– Не тормози, Фарик, – ткнул в бок чуток отлетевшего другаСаша.

Фара встрепенулся и действительно заторможенно, но от этогоеще более торжественно начал переводить:

– Уважаемый Абдула-Нури говорит: «Никогда не теряй своихдрузей. И пронеси эту дружбу в своем сердце через всю свою жизнь». Короче, завас, пацаны! – скомкал перевод Фара.

– Коротко и ясно, – одобрил Саша. Несколько заплетающимсяязыком Фара продолжил, перебирая длинными красивыми пальцами своинебесно-голубые четки из горной бирюзы:

– Всю красоту и мудрость этого четверостишия невозможноперевести, – многозначительно завелся он.

– Начинается, Фарик! – Саша с удовольствием встряхнул другаза плечи. – Ты мне еще в армии мозги компостировал мудростями своими. Ты короческажи!

– Ты мне друг, – как мог коротко сказал Фара.

– Ну это по-нашему, по-пацански! – обнял его Саша.

– Честно говоря, – тихо сказал Фархад, – я этих с равнинычерез раз понимаю, но то, что они вас зауважали, – это точно.

Абдула-Нури, поглаживая свою короткую седую бороду, что-тоспросил Фару на своем наречии.

– Он говорит, как здоровье твоих родителей, жены и детей?Ты, кстати, женат?

– Месяц скоро, – признался Саша.

– Ну? – обрадовался Фара. – И молчишь!.. А кто она?

Саша достает из бумажника фотографию Оли в вечернем платье исо скрипкой в руках. Это был снимок с выпускного концерта в консерватории. Сашане зря носил с собой именно этот снимок. На нем Оля необычайно была похожа насебя: веселая, задорная, настоящая.

– О! Красавица! – цокнул языком Фара. – Выступает?

– Нет, дома сидит, – кратко ответил Саша.

– Можно я своим покажу?

Саша кивнул и передал фотографию.

Ни Саша Белов, ни его друзья, накинувшиеся на закуски, ниФара со своими таджиками, которые, уважительно цокая языками, передавали другдругу фото Сашиной ханум, не смотрели на эстраду.

Джазовый оркестр, выступавший там, играл тихо и ненавязчиво.Партию скрипки в оркестрике исполняла не кто иная, как Оля, та самая жена,которой он сейчас так гордился.

– Уважаемый Абдула-Нури говорит, что ты поступаешь какнастоящий мужчина – старшая жена должна хранить дом и воспитывать детей.

Саша согласно закивал:

– У нас в России следующий тост принято выпивать зародителей. Я предлагаю выпить за родителей. Тех, которые живы…

Одновременно Саша услышал знакомый голос и увиделвытянувшиеся лица таджиков: они, все трое, как один, смотрели то на фотографию,то на сцену. Оля, стоя вполоборота к залу, пела композицию из репертуара ЭллыФицджеральд.

Деликатные таджики опустили глаза в тарелки.

Космос опрокинул в себя внеочередную рюмку. А Пчела напротивоположном конце стола медленно и демонстративно зааплодировал. Дальнейшуюсцену можно было бы назвать немой, если бы Оля не пела. Она смотрела наподнимающегося Сашу, и голос ее звучал все тише и тише. Словно кто-топоворачивал рукоятку настройки громкости.

– Я сейчас, – резко поднялся из-за стола Саша…

* * * * *

– Оленька, ну что ты так переживаешь? – выпятив нижнюю губу,выпустил струю дыма Виталик. – В конце концов, ты ведь не в стриптизе танцуешь.

Они курили в закутке перед кухней. Когда в конце коридорапоказался Саша, Оля по инерции хотела спрятать сигарету, но пересилила себя изатянулась, глядя прямо в глаза приближающегося мужа.

– Можно тебя, – проходя мимо, приказным тоном бросил Саша.

Оля даже не подумала двинуться вслед за ним. В то же времяей очень хотелось перевести ситуацию в обычное человеческое русло. Ведь ничегоужасного-то не случилось. Мы же все-таки цивилизованные люди!

– Познакомься, это мой муж, Саша, – кивнула она Виталику.

Почувствовав, что Саша уж точно не рвется пожать ему руку,Виталик не стал подставляться и остался сидеть за столом, переводя взгляд с Олина Сашу и обратно.

– Поздравляю вас с супругой, Саша. Мы с Олей учились вместе,она очень талантливая. Кстати, Оля, – будто вспомнил он, – приглашай супруга набанкет. Хотим отметить ее премьеру, – пояснил он Саше, туша сигарету.

– Ну что, такое событие стоит отметить. – Саша обращалсяисключительно к Оле, будто Виталика не существовало вовсе. – Желаю тебеуспехов. Особенно творческих.

Достав из кармана пачку денег, Саша бросил сторублевуюкупюру в тюбетейку, оставленную кем-то из официантов.

Посмотрев презрительно на деньги и удивленно вследудаляющемуся Саше, Виталик произнес значительно, как со сцены:

– Да, ну он и мавр!