Где-то около полудня по телефону раздался с НП приказ командира батареи:

— Батарея, к бою! Первое орудие, один снаряд — огонь!

Пристрелочный снаряд полетел, шурша.

— Батарея, осколочными, два снаряда — огонь! Немного спустя:

— Батарея, пять снарядов — беглый огонь!

Заговорили орудия, затряслась земля, обвалился грохот, огневая позиция покрылась дымом и пылью от сотрясающихся орудий.

В разгар стрельбы приехал политрук Полещук и в перерыве между залпами сообщил: „Это не провокация. Немцы объявили нам войну. Наступают на всем фронте от Баренцева до Черного моря. Бомбили Киев, Житомир, Минск и другие города. Партия призывает дать врагу достойный отпор!“

Воодушевленные бойцы разговаривали между собой: „Через два-три месяца дойдем до Атлантики!“ Я даже прикинул, что как раз осенью и наступит демобилизация. Сейчас я удивляюсь — до чего же наивными мы были, уверенные в том, что Красная Армия пойдет в наступление и разгромит врага.

В небе появилась „рама“ — корректировщик огня немецкой артиллерии. Батарея продолжала стрелять. Беглый огонь!

Вдруг в грохот боя вмешался посторонний звук — воздух зловеще завибрировал и, на батарею обрушился шквал тяжелых немецких снарядов. Смрадный черный дым от разрывов пополз по огневой позиции. Взлетали вверх комья земли и обломки досок от снарядных ящиков. Я, увидев разрыв между станинами орудия, успел юркнуть в ровик. Куча осколков забарабанила по щиту, стреляные гильзы разбросало по сторонам. Помощник наводчика Кошарный тяжело опустился в свой полуобвалившийся ровик, зажимая рукой раненое плечо. Заряжающий Совейко убит. Немецкие снаряды непрерывно молотят батарею, а телефонист из своего окопа кричит, повторяя приказ командира батареи: „Почему прекратили стрельбу? Огонь! Всей батареей беглый огонь!“ Видно, там на НП приходится несладко.

Как страшно выскочить из укрытия. Превозмогая себя, встаю к панораме, подползший подносчик досылает снаряд. Лязгнул замок. Выстрел. Откатившееся орудие сталкивает меня в ровик. Выбираюсь из ровика и вижу зловещую картину. Разрывы перекопали всю огневую позицию. Четвертое орудие опрокинуто. Снаряды разбросаны. Сквозь поднявшуюся пыль вижу убитых, раненые пытаются отползти с огневой позиции.

А командир с НП требует по телефону:

— Лисяк, правее 0.15, три снаряда — огонь! Почему не стреляет четвертое орудие?

Батарея продолжает стрельбу тремя орудиями. Стреляем уже несколько часов. Стволы накалились, краска пузырится на стволах. Масло перегрелось в откатном устройстве и пробивается через винты. Превышен предел нагрузки на стволы. Могут при выстреле взорваться. Старший на батарее лейтенант Лисюк докладывает комбату на НП. Тот долго молчит, потом неохотно произносит: „Отбой“.

Этот бой был первым в моей жизни, поэтому я его помню во всех деталях.

Подбирают убитых. Наибольшие потери среди подносчиков и бойцов боепитания, подвозивших снаряды. Они за отсутствием лопат не могли вырыть себе ровиков, прятались при обстреле за ящики или бежали с огневой, но их догоняли осколки от рвущихся снарядов. Это были преимущественно мобилизованные, и их фамилий я не знаю.

Странная установилась тишина, все почему-то предпочитали говорить шепотом.

Подъехала полевая кухня и встала недалеко в овражке. Посланный с кучей котелков за едой (термосов тогда еще не было) из любомльских Яшка Крамер, наполнив вермишелью все котелки, почти вылез из овражка, но его настиг случайный немец-? кий снаряд и разорвался у ноги. Яшку облепило горячей вермишелью, отбросило в сторону, но хоть бы один осколок задел его самого. Вот бывают же удивительные случаи на войне!

Комбат звонит с НП и говорит Лисяку: „Свертываю НП. Меняем огневые“. Лисяк командует: „Передки на батарею!“ Мы застыли в ожидании — куда поедем?

Вперед, значит, наши наступают. Назад, значит, отступают. Батарея построилась в походную колонну и выехала на дорогу.

Женщины угощают отступающих бойцов молоком.

Лисяк, ехавший в голове колонны, повернул направо. Вперед! Проехав несколько сотен метров, колонна остановилась. Лисяк с командирами орудий пошли осматривать место. Значит, ни вперед, ни назад, просто смена огневых позиций».

62-я стрелковая дивизия полковника М. П. Тимошенко боевые действия в течение 22 июня вела в основном на своем левом фланге, к северу от Устилуга. Положение дивизии осложнялось тем, что она вступила в бой в неполном составе: один ее полк (104-й) находился в корпусном резерве в районе Подгородно, Хоростков, а в 306-м стрелковом полку полковника Гавилевского в наличии оказалось только два батальона, так как один батальон был оставлен в Луцке для несения караульной службы.

Первым действительно неприятным сюрпризом для немцев стали действия 41-й стрелковой дивизии 6-й армии, находившейся южнее направления главного удара немецких войск. Части этого соединения под командованием генерал-майора Г. Н. Микушева совместно со сводными подразделениями пограничников на 8-километровом участке вторглись на территорию Германии (точнее, территорию оккупированной Германией Польши) на глубину более чем в 3 км. В журнале боевых действий группы армий «Юг» это объясняется следующим образом: «262-я п[ехотная] д[ивизия] оказалась подвержена „боязни противника“ и отступила. Восточное крыло корпуса, несомненно, находится в состоянии тяжелого кризиса. Это положение будет исправлено за счет того, что в течение ночи 296-я пехотная дивизия будет введена между боевыми порядками 24 и 262-й пехотных дивизий». Начальник штаба 17-й армии даже запросил переброску на помощь 295 и 24-й дивизиям 13-й танковой дивизии. С другой стороны, помимо успеха дивизии Г. Н. Микушева, в первый день была заложена и «ахиллесова пята» построения 6 армии. Для прикрытия правого фланга армии из района Жолкев на фронт Белз, Угнув была выдвинута 3-я кавалерийская дивизия. Согласно плану прикрытия кавалерийское соединение, не предназначенное в силу своей организационной структуры занимать статичный фронт обороны, должно было оборонять этот участок только до третьего дня мобилизации. Далее предполагалось, что 3-ю кавдивизию сменит 159-я стрелковая дивизия, «приняв его (участок обороны. — А. И.) от 3-й кав[алерийской] дивизии с 5 часов 3-го дня действий. Однако смены кавалерийской дивизии не произошло ни в первый день войны, ни в третий. Именно через ее фронт немцы впоследствии ввели в бой 9-й танковую дивизию. Но это произошло не 22 июня, а гораздо позже.

В первый же день началось и раздергивание механизированных соединений. Не зная масштабы немецкого наступления, командарм-6 И. Н. Музыченко бросил навстречу ему совершенно ничтожные силы. В середине дня штаб 6-й армии приказывает командиру 4-го механизированного корпуса выделить два батальона средних танков от 32-й танковой дивизии и один батальон мотопехоты для уничтожения противника в районе Радзехова.

Вот как описывает события начальник штаба 63-го танкового полка этой дивизии А. В. Егоров: „Развернувшись, колонна тронулась, по сути дела, в обратный путь. Тридцатьчетверка, в которой я оказался по приказу командира корпуса, шла за машиной Жеглова. В Т-34 я впервые. В разведбатальоне, которым командовал до прибытия в полк, таких машин еще не было. Внимательно присматриваюсь к экипажу, к тому, как ведут себя люди, как выполняют свои обязанности. Все идет, на мой взгляд, нормально. Сожалею об одном: водить этот танк, стрелять из него мне не довелось. А как это надо теперь!