class="p1">Во время наших переходов через плоскую равнинную местность на севере Литвы противник не оказывал нам никакого сопротивления. Только вдалеке слышался не смолкавший ни на минуту орудийный огонь. Больше всего ужасали следы недавней бойни.

В придорожных канавах и на открытых полях, тянувшихся вдоль дороги, лежали сотни еще не остывших, зачастую изуродованных трупов солдат, которые полегли там, где их застала смерть. Среди них были трупы женщин в военной форме. Во многих случаях десять – пятнадцать тел были свалены в одну кучу вместе. Вражеские танки, мимо которых мы проходили, представляли собой груды металла, над которыми все еще поднимался маслянистый черный дым.

Многие соединения Красной армии и танки, пытавшиеся отступить на восток, были застигнуты нашей авиацией на открытой местности. Имея полное господство в воздухе, люфтваффе не давали никакого шанса противнику уйти от их огня. Крупнокалиберные пулеметы и автоматические пушки самолетов уничтожали беззащитные цели на большом пространстве.

Такие налеты были особенно сокрушительны, когда наши самолеты снижались и летели вдоль дорог, забитых русскими солдатами и машинами. Никто не мог избежать их смертоносных очередей. Даже те, кто прятался в кюветах, тоже не были в безопасности. В результате этих атак на бреющем полете тот, кто не был убит сразу, получал тяжелые ранения.

Танки Красной армии, что еще не были подбиты, отступали под натиском немецких бронетанковых сил. Если нашей роте тяжелого вооружения встречался вражеский танк, мы могли сразу же вывести его из строя, точно послав в цель снаряд 150-миллиметровой гаубицы. Сила взрыва повреждала его орудие или перебивала гусеницу. Однако основной задачей нашей роты было обеспечивать огневую поддержку нашим пехотинцам в бою с советской пехотой. У нас не хватало бронебойных снарядов, способных пробить толстую танковую броню. Только в самые критические моменты и очень редко мы использовали захваченную советскую технику. В дивизии были другие средства борьбы с вражескими танками.

Продолжая наше наступление на северо-восток, мы прошли 128 километров от литовского города Шяуляй до Риги, столицы Латвии, за неделю. 5 июля на улицах Риги нас горячо приветствовали небольшие группы людей. Они кричали: «Освободители!» – и дарили нам цветы и шоколад в благодарность за их освобождение от советской оккупации. В то время как часть жителей столицы испуганно пряталась в подвалах, в целом здесь и во всех государствах Прибалтики – Латвии, Литве и Эстонии – нас встречали дружественно.

Наша колонна быстро проходила по улицам Риги, и мы чувствовали себя как дома; кругом была такая же архитектура, что и других городах Ганзейского союза, расположенных на побережье Северного моря в Германии. Нас не остановил на нашем пути даже взорванный Красной армией мост через Даугаву. Наши саперы уже успели навести новый понтонный мост через реку. К концу дня мы покинули Ригу и снова оказались в сельской местности.

Встреча с противником. 6–21 июля

Вскоре после того, как наша рота на следующий день ближе к вечеру остановилась в одной латвийской деревне, мы увидели нескольких русских, убегавших по долине метрах в восьмистах от нас. Видимо, они оказались в нашем тылу, застигнутые врасплох нашим быстрым продвижением, и теперь пытались уйти в восточном направлении. Солдаты вокруг меня открыли по ним плотный ружейный огонь с выгодной позиции, располагаясь на возвышенном месте над ними. Кто-то из русских, возможно, был ранен, но вся группа быстро скрылась в лесу.

Это было наше первое столкновение с врагом с тех пор, когда у нас было несколько стычек с ним на границе. Некоторые из нас стали задумываться, а не ограничится ли Русская кампания только продолжительными маршами и преследованием отступающего врага. В следующие недели нам представились более ясные перспективы войны, которая нам предстояла.

7 июля мы вышли к латвийскому селу Рауна, расположенному в 80 километрах восточнее Риги. В Рауне произошел первый, после небольших пограничных столкновений, серьезный бой нашей дивизии с частями Красной армии. Наша рота развернула орудия для поддержки пехоты, но бой быстро закончился: советские войска отступили.

Наши танковые части уже охватили с флангов оборонявшегося противника, и мы сталкивались только с арьергардными частями, прикрывавшими его отход. В ближайшие дни было несколько незначительных боев, но противник не смог остановить наше продвижение вперед.

Пару дней спустя наша рота расположилась на ночь среди домов деревни, стоявшей у дороги. Памятуя о советской артиллерии, я отправился спать в небольшой яме неподалеку.

В середине ночи я проснулся от людских голосов, но обрывки разговора, что донеслись до моего слуха, не позволили мне понять, была ли это немецкая или русская речь. Стараясь хоть что-то различить в кромешной темноте, я напрягал, как мог, свои глаза, но видел только движения теней, хотя все это происходило всего лишь метрах в трех от меня.

Прислушавшись, я убедился в том, что говорили не на немецком. Вполне возможно, что это была ночная вылазка противника, но моя интуиция подсказывала мне, что это еще одна группа красноармейцев, выходящая к своим из окружения. Моей первой мыслью было, что им каким-то образом удалось пробраться через наши посты, но потом я понял, что они могли ничего не знать о нашем присутствии, как и мы о них.

Я был не уверен, представляют ли они опасность для роты, и лихорадочно соображал, как правильно поступить. Если я открою огонь из карабина или брошу гранату, то могу убить нескольких из них, но тогда на шум прибегут мои товарищи и, в свою очередь, попадут под вражеский огонь. Взвесив все за и против, я решил лежать тихо и пропустить русских через наши позиции. К моему большому облегчению, неизвестные благополучно ушли.

Покрыв расстояние в 160 километров, после ухода из Рауны, меньше, чем за неделю, наша дивизия вступила собственно на территорию России. 12 июля мы достигли Пскова близ южной оконечности Чудского озера, где мы догнали танковые соединения, которые ждали поддержки пехоты перед возобновлением наступления на Ленинград.

Повернув на север, мы расположились на крайнем левом фланге группы армий «Север»; 1-я пехотная дивизия была справа от нас, а восточный берег озера – слева. Когда мы продвинулись вперед через плоскую, поросшую редким лесом приозерную территорию, само Чудское озеро пропало из нашего поля зрения и находилось теперь на расстоянии около 3 километров.

Нашему продвижению на север все больше мешали плохие дороги и усилившееся сопротивление арьергардных частей советских войск. Сбивали с толку также карты, на которых изображались основные дороги и шоссе, не существовавшие в действительности. Наряду с проблемой точности изображения было очень мало экземпляров карт. В то время как командиру роты посчастливилось