– Петруша, голубчик… – Клюев указал секретарю на кресло напротив стола. – Садись, потолкуем…

Мысль, приведшая Карла Поликарповича к тяжелому, но необходимому решению, зрела у него долго. И, если продолжать аналогию, созрела и сорвалась с ветки лишь вчера.

– Есть у меня для тебя задание крайней важности. – Солидно, тяжело произнес Клюев.

Петруша кивнул, достал из-за уха карандаш, послюнявил его, а из кармана извлек блокнот.

– Нет, не пиши, так запомни. Это дело не для бумаги… – Карл Поликарпович чуть выпятил нижнюю губу. – Есть некий субъект, Жаком зовут. Ты его знаешь, он у Якова Гедеоновича в помощниках.

Певцов кивнул снова, и правильное лицо его приобрело задумчивое выражение. Он с первой встречи напомнил Клюеву молодого Качалова в роли Чацкого. Карл Поликарпович видел пьесу не раз, специально ездил в Москву на представления. Такой же ухоженный, тонкий… Вернее, так мог бы выглядеть Чацкий в молодости, еще когда не столкнулся с циничностью мира.

– Этот самый Жак, по фамилии, как он утверждает, Мозетти… – Продолжил Клюев, отвлекаясь от воспоминаний, – субъект весьма темный и возможно, даже опасный. Я, как ты знаешь, за Якова всей душой… А Жак этот воду мутит. Вчера на заседании… – фабрикант потемнел лицом. – А, неважно. Главное, он толкает патрона своего к делам неприятным и грязным. А Яков, чистая душа, он же в первую очередь ученый, ему задача важна, головоломка.

Версию об адском происхождении Жака Карл Поликарпович отмел еще с утра, когда мир предстал в отрезвляюще-реалистичных тонах. Это его вчера не иначе как выступление так огорошило. Но мысль о том, что жаково прошлое, и, следовательно, его намерения, могут поставить под угрозу дружбу Якова и его, Клюева, преследовала фабриканта давно. Не говоря уж об успехе общего дела.

– Я тебе расскажу все, что знаю, а дальше – на твое усмотрение. Расследуй, ищи. Надо будет, поезжай в Европу. Выясни про него все, что только можно. Меня интересуют даже самые малости, факты, даже невероятные, все – кто был его отец, дед, прадед…

– Понял, Карл Поликарпович. – Тягуче растягивая гласные, ответил Петруша. – Вызнать все до самого последнего колена.

– Вот что я знаю про него… – Клюев покопался в ящике стола, запиравшемся всегда на ключ, который фабрикант носил с собой, и достал тонкую папку. – Тут немного, но с этого можно начать… была у него жена, носила фамилию Мозетти, в девичестве, как-то Яков упомянул, Жерар. Адвокатов ее, которые сбежавшего мужа искали, зовут… Мартен и Лефебр, из одноименной конторы в Париже, к ним тоже наведайся. Ну и тут у меня по мелочи собрано… не всему можно верить, думаю – Жак тот еще прохвост, там где с его слов записано, а значит, может быть враньем, я крестики красными чернилами поставил…

Клюев передал папку помощнику.

– Когда начинать, Карл Поликарпович? – Никак не выказав удивление столь необычным поручением, спросил Певцов.

– Сколько у нас…? – Фабрикант сверился с карманными часами. – Половина первого, обед скоро. Вот сразу после него и начинай. И, Петр…

Вскочивший порывисто помощник услужливо поднял бровь.

– Дело это в строжайшем секрете, знаем только ты и я. Докладывать лично мне; если письмом, то на почту, до востребования. Все средства мои в твоем распоряжении, о деньгах не думай. Я тебе чек выпишу, и потом сколько запросишь, дам. Ну, с Богом…

Карл Поликарпович мелко перекрестил спину выходящего из кабинета Петруши. Зачем – и сам не знал, только чувствовал, что помощь всевышнего в этом деле не помешает.

Наступил ноябрь, ничем, правда, не отличающийся от октября. Даже потеплело – шторма прекратились до февраля. Жизнь шла своим чередом.

Яков, на правах эксцентричного изобретателя замотавшись толстым шарфом по самые глаза, стоял утром на набережной и кормил чаек, бросая им куски хлеба. Батон, купленный им во французской булочной за углом, был горячий и пах ароматно. Небо, жемчужно-серое, навевало элегическое настроение, как и унылые крики морских птиц.

Раздалось треньканье – подъехал Жак на велосипеде, мучая звонок. Ловко спрыгнул, поставил у парапета своего железного коня и подошел.

– Так и знал, что найду тебя здесь. – Яков в ответ улыбнулся, но из-за шарфа улыбки видно не было, только морщинки у глаз появились. Жак подышал на замерзшие руки в перчатках без пальцев, которые, в совокупности с лихо сдвинутым набок кепи и «гороховым» пальто делали его похожим на авангардного художника. А вот в Империи его бы приняли за агента охранки, если бы не нелепый головной убор.

– Какие новости? – В голосе Якова особого интереса не слышалось. – Дай-ка угадаю: никаких. Бумажки путешествуют по коридорам Дворца, обрастая подписями и печатями, а ничего толком не делается, так?

Жак оторвал кусок от батона, что Яков по-прежнему держал в руке, откусил.

– Именно так, патрон. Но ты же, небось, и это предвидел.

– Конечно.

Шварц вручил остатки батона помощнику, который расцвел от такого подарка, и повернулся лицом к аллее из каштанов, тянущейся вдоль набережной. Он оперся спиной о парапет, глубоко засунув руки в карманы реглана.

– А как ты относишься к поездке в Лондон?

Взгляд Якова пробегал от одного конца аллеи к другому, ни на чем подолгу не задерживаясь. Редкие прохожие, прогуливающиеся у моря, скамейки с прилипшими к спинкам листьями, передвижная книжная лавка…

– Хорошо, как же еще. Мы давненько с Острова не выбирались. Интересно… – Жак поразительно быстро расправился с хлебом, словно его неделю не кормили. – В свой прошлый визит… или позапрошлый, не помню – да и неважно, – я посещал прелестный бордель в Ковент-Гардене. Приличный, девушки все красавицы… интересно, сохранился ли он сейчас.

– То есть, в театр тебя не тянет, – усмехнулся Яков.

– А что я там не видел?

– Пьесы Уайльда, например.

– Старье, – фыркнул Жак. – Сейчас ставят этого… Голсуорси. Но я предпочитаю классику, а ее уже наизусть знаю. Вообще-то, все зависит от того, сколько мы пробудем в Лондоне, может и на искусство времени хватит.

– Пару дней, не больше. – Ответил Яков. – Собери чемоданы и купи пару билетов.

– На пароход? Или… – Жак оседлал велосипед и застыл. – А давай на дирижабле? Я на них еще не летал, а недавно как раз пустили маршрут Сайнстаун-Портсмут-Лондон. Видел, махина, висит в аэрогавани? «Голиаф» называется.

– Бери на дирижабль. – Сразу согласился Яков. – Главное, чтобы к завтрашнему утру мы были в Лондоне. И гостиницу закажи, «Савой», например.

– Понял, патрон. – Жак отсалютовал и, неистово крутя педали, унесся прочь по набережной.

Морщинки снова собрались в уголках глаз Якова. Вот ведь, Жак… До сих пор ведет себя, как мальчишка, а лет-то ему немало, подумалось Шварцу. Впрочем, именно этой легкостью характера и авантюризмом Жак и привлек его в свое время. На деле они оба были очень похожи, просто Якова удерживали от дурачеств весьма серьезные обстоятельства… и обязательства. Тогда как Жак, пользуясь своим положением простого помощника, позволял себе относиться к жизни легкомысленно. Впрочем, иного она и не заслуживала. Яков медленно побрел в сторону дома, наслаждаясь тишиной и звенящим, свежим воздухом.