— Милый мой… бедненький… — Катя ласково погладила его по плечу и хотела обнять, но он отшатнулся.

— Бедненький? — передразнил он. — С чего ты взяла?! Ты что, меня жалеешь?

— Нет, что ты!

— Ну вот. И не вздумай. У меня еще не все потеряно. Знаешь, сколько знаменитостей с первого раза не могли поступить?

Катя мотнула головой.

— Уйма! Только не помню фамилий. По три раза пытались, пока наконец в них разглядели искру Божию. А представляешь, как кусали себе локти те, кто их заваливал, когда потом, через годы, они стали народными и заслуженными?!

— Представляю! — хихикнула Катя.

— Я бы на их месте всю жизнь не здоровался с теми, кто меня так нагло засыпал.

— Ну, может, они их простили… — предположила Катя. — А те педагоги, наверное, потом сами жалели, что ошиблись…

— Жалели! — скривился Дима. — А что мне их жалость?! До лампочки! Целый год псу под хвост!

Он, по своему обыкновению, привык, что речь может идти только о нем, и с легкостью переключил разговор с неведомых «великих» на себя любимого.

— Ничего, — примирительно сказала Катя. — Через неделю ты им всем докажешь! Тебя обязательно возьмут, вот увидишь! Кого же брать, если не тебя?!

— Действительно, кого?! — воскликнул Дима и покосился в зеркало старого покосившегося шифоньера. — Знаешь, Катюха, если опять облом, то я в Рыбинск в этом году не поеду…

— Как же так? — растерялась Катя. — Ты же обещал родителям… Твоя мама писала, что она соскучилась…

Дима помрачнел.

— Я тоже… Но только, сама подумай… Что я там скажу? Все ведь думают, что меня тут с распростертыми объятиями ждали. Как же! Сам Поляков приехал! Его сразу, без конкурса, везде с руками оторвут! Одну неудачу можно объяснить случайностью… А вторую? Нет уж! Или на коне, или…

— Или на щите, или со щитом… — робко поправила его Катя.

И в награду получила убийственно презрительный взгляд.

— Ты пиво принесла? Я тут от жажды умираю, а она только языком трещать умеет. Или я не заслужил, не заработал?

Катя поспешно достала из пакета пиво, радуясь, что приглянулась азербайджанцу и он дал ей холодненького, потому что Дима тронул банку ладонью и хотел уже продолжить свою тираду, но, найдя вожделенное пивко холодным, сменил гнев на милость.

— Все-таки люблю я тебя, Катюха… Вот сам не знаю за что, а люблю…

И Катино сердечко екнуло от счастья. Димочка не так щедр на слова и признания, как ей хотелось бы…

— И я тебя… — шепнула она, обвивая руками его шею. — Сильно-сильно… крепко-крепко… на всю жизнь…

— Осторожнее, дурашка, — размягченно бормотнул Дима. — Пиво разольешь… Ну-ну… хватит… Одной любовью сыт не будешь…

Катя видела, что Дима волнуется. Просто он тщательно старался это скрыть, но ее не проведешь.

Любящий взгляд сразу различит суетливое подергивание рук, излишне тщательно зачесанные волосы, едва уловимые нотки беспокойства в голосе…

Целый вечер накануне прослушивания он пел ей весь свой репертуар, поминутно спрашивая:

— Ну как? Это пойдет? Или лучше все-таки это?

Когда прежде Димочку интересовало ее мнение? Да никогда!

И Катя поняла, что просто обязана быть рядом с ним в такой ответственный момент. Ведь если с молодежным театром не получится, то еще один год пропадет впустую… И у него, и у нее…

Грешно так думать… упаси Боже… она вовсе не приносит себя в жертву своей неземной любви! Только когда Димка наконец определится, станет студентом или начнет работать в театре, тогда и Кате можно будет уйти с опостылевшего оптового рынка и тоже попробовать поступить еще разок. Пусть не сейчас, пусть через год…

Она быстро все вспомнит и наверстает упущенное. Ей ведь легче, чем ему. Для того чтобы вызубрить правописание гласных в корне и четыре сна Веры Павловны, большого ума не надо. А вот играть перед серьезной придирчивой комиссией она больше не сможет никогда.

Катя вспомнила, как получала в музыкальной школе на экзаменах незаслуженно низкие отметки только потому, что терялась, робела одна на сцене, увидев в пустом зале за столом суровые лица педагогов во главе с завучем и директрисой…

Они внушали ей животный, панический страх, и Катя путала ноты, забывала текст, пальцы дрожали, и вместо вибрации получалось скрипучее взвизгивание… и скрипка в ее руках оправдывала свое название…

Нет, Катин удел не сцена и не театральные подмостки. Ей нужно что-нибудь тихое, вроде Фединой лаборатории…

И ей, как никому другому, было понятно Димкино душевное состояние, его мандраж. Хоть он и хорохорится из последних сил, но ведь сам осознает всю ответственность момента. И от этого осознания становится еще хуже.

Поэтому Катя заранее отпросилась у хозяина на сегодняшний день, только Димке не стала говорить об этом. Пусть будет маленький сюрприз.

Она встала пораньше и пожарила его любимую цыганскую яичницу, накрошив в сковороду все, что оставалось в холодильнике: хлеб, помидор, колбасу, лук, зелень, а сверху залила яйцами и потерла остатки сыра.

Димку она разбудила поцелуем, когда готовый завтрак уже томился под крышкой.

— Вставайте, граф, вас ждут великие дела!

— Что? — подскочил он. — Проспали? Трудно было завести будильник?!

Катя пропустила мимо ушей его выпад и засмеялась:

— Будильник звонил, милый… Ты не слышал? Не беда… Времени у нас вагон! Ты лучше понюхай, чем пахнет?

Димка с шумом втянул ноздрями воздух и уточнил:

— Цыганская?

— А то!

И тогда он быстро вскочил с кровати и помчался на кухню. Приподнял крышку, изучил содержимое сковороды и удовлетворенно кивнул:

— Молодец, одобряю… Давай накладывай, а я пока умоюсь.

— Димочка, тебе кофе с сахаром? — крикнула вслед Катя.

— Конечно! Для мозгов полезно!

Странно, что его даже не заинтересовало, почему это Катя задержалась дома. Ведь обычно она уходит ни свет ни заря… Но он так погружен в свои переживания, что вряд ли способен замечать что-нибудь вокруг.

Он уселся за яичницу и даже не отреагировал, когда Катя надела свое самое нарядное летнее платье — белое, в крупных голубых подсолнухах. Оно так шло к ее голубым глазам и светлым волосам… В прошлом году Димочка то и дело восторгался им, а теперь и головы не повернул.

Катя демонстративно покрутилась перед ним.

— Перестань, — скривился он. — И так в глазах круги… Наверное, у меня давление поднялось.

— Это нервное, — сказала Катя.