– Где она? – прямо спросил Николай Михайлович, не прячась и не таясь, выйдя на свет к костру. Сидящие вокруг встрепенулись, напряглись, но не повскакивали. Видимо, команды не последовало. Касым поднялся один во весь рост. Он очень много выпил, заметно, но алкоголь его не брал. Глаза, хищные и стеклянные, сверкали трезвым умом.

– Кто? – спросил он.

– В угадайку будем играть? – усмехнулся Николай Михайлович.

– Касым, – переместился поближе к нему Хвалей, – это тот карат, который тогда всех уложил, – прошептал по секрету.

– Опоздал ты, – с сожалением произнес Касым, обращаясь к Николаю Михайловичу.

– Где она? – повторил вопрос тот.

– Ее Лемеш увел.

– Кто такой? – продолжал задавать вопросы Николай Михайлович.

– Отморозок один, – отвечал Касым, – недавно откинулся.

– Боитесь его? – предположил Николай Михайлович.

– Скорее связываться неохота.

– Девчонку не жалко?

– Нет, – честно ответил Касым, – хотя, по правде, – добавил, – храбрости ей не занимать. Это, я думаю, от глупости.

– А парня порезанного? – решил спросить Николай Михайлович, однако заранее зная содержимое ответа.

– Жаль, что вышло случайно, – не ошибся Николай Михайлович. – Рано или поздно он все равно бы попал на перо.

– Ну, и ты бы сел рано или поздно.

– Ну, да, – пожал плечами Касым. – Драться будем? – вдруг понтересовался.

– Зачем? – отказался Николай Михайлович. – Если вы все побоялись связываться с Лемешем, как думаешь, со мной тягаться получиться? Лучше сиди и пей спокойно и жди ментов, не усугубляя положения.

– А чего он такой борзый? – Инна Гурло пришла на помощь своему парню, подбивая его на решительные действия. Ей вообще нравилось смотреть, как дерутся. – Касымчик, чё он так разговаривает с тобой?…

– Ребенка успокой, – посоветовал Николай Михайлович Касыму.

– На этом ребенке пробу уже негде ставить, – заметил Касым.

– Чё сказал? – пыталась подняться пьяная девочка, но у нее ничего не получалось. Она пыхтела в многократных попытках, но отравленное алкоголем тело не слушалось ее.

– Давай вернемся к нашим баранам, – отвлек Касыма Николай Михайлович от пикантного зрелища. – Скажи, мне куда Лемеш увел Дашу Белую, и наслаждайся своей столько, сколько тебе осталось.

– Ладно, – согласился Касым. – Они под сценой. Там лежбище есть, типа подвала, мы его оборудовали, чтобы не на голой земле… Иди к сцене, не промахнешься.

– Спасибо и на этом, – поблагодарил Николай Михайлович и направился по указанному маршруту.

За сценой, со стороны города, имелась дверь, запертая на крючок изнутри. Николай Михайлович понял это, осмотрев ее. Открывать тихо и бесшумно, используя подручные средства, которые пролезли бы через щель, и подцепить крючок – долго и кропотливо; гораздо эффективнее вырвать этот крючок с мясом ко всем чертям посредством рывка двери на себя, ухватившись за дверную ручку, что Николай Михайлович и проделал с большим успехом. Тусклое электрическое освещение помогло сориентироваться и разглядеть мелькающие тени на стене и ведущую вниз деревянную неровную лестницу, сбитую второпях, по которой Николай Михайлович и сбежал, как раз вовремя для того, чтобы отшвырнуть, отлепив, как пиявку, присосавшегося Лемеша к прижатой к топчану Даше, в противоположный угол. Пачка ее с кофтой и футболкой были задраны под голову, штаны и трусы спущены, бюстгалтер содран с одной груди. Лемеш, раздетый до пояса, красовался татуировками немецкого орденского креста на плече и свастикой на всю грудь. Он быстро сориентировался и ухмылялся, перекидывая из одной руки в другую нож.

– Брось нож, – сказал Николай Михайлович, – порежешься.

– Уверен? – приближался Лемеш скалясь.

Он сделал выпад, неудачный для себя. Николай Михайлович выхватил нож из его руки, чем сильно Лемеша удивил. Удивлялся он еще больше, с каждым разом сильнее, когда Николай Михайлович, бил его в лоб прямым, впечатывая в стенку, а потом сдавил кадык и медленно вжимал его в глотку. У Лемеша глаза вылезли из орбит, язык высунулся изо рта, он хрипел и задыхался.

– Не надо! – крикнула Даша. Она подтянула штаны и поправила гардероб сразу, как Николай Михайлович танком попер на Лемеша. Словно проснулась, вернулась из кошмара. – Вас же посадят, Николай Михайлович!..

Хватка его ослабла.

– Конечно, посадят! – захрипел Лемеш. – Будешь на нарах чалиться пожизненно…

– Зачем портить жизнь из-за всякой мрази? – уговаривала Даша.

– Я могу… ударить… один раз… всего… – цедил каждое слово Николай Михайлович по миллиметру. – У тебя будет разрыв селезенки и ты сдохнешь, а мне ничего не будет. – Вытатуированная свастика на теле Лемеша вызвала необъяснимый гнев. Николай Михайлович занес руку для удара. Лемеш зажмурился, поскольку понял, что тот не шутил, судя по его страшному взгляду.

Даша повисла на руке Николая Михайловича.

– Не надо, прошу вас! – умоляла она. – Вы же не убийца! Не преступник! Давайте вызовем милицию, пускай с ним там разбираются.

– Устами младенца… – оскалился Лемеш, поняв, что опасность миновала.

– Наши деды столько жизней положили, чтобы уничтожить фашизм, – произнес глаза в глаза Николай Михайлович, – а ты…

– А мне насрать на них! – смело заявил Лемеш. – Мне насрать на героическое прошлое твоих дедов. Один мой дед был полицаем во время войны, и я его не осуждаю. Второй дед пачками расстреливал после войны героических фронтовиков, особенно «самоварных». Собственными руками безруких и безногих, при полном иконостасе, бросал в вырытые заранее ямы, иногда даже не считал нужным тратить на них патроны, живьем закапывал. И этот мой дед гордился своей работой, потому что выполнял задание партии и Сталина. У каждого своя война и свое понятие о героическом прошлом. Понял?… И я…

Николай Михайлович не позволил ему договорить, чтобы не расстраиваться самому и чтобы Даша не слушала всякий бред, произвел обещанный удар, но вполсилы. Лемеш согнулся на полу.

Николай Михайлович поднял с пола курточку Даши, помог ей одеться.

– Пойдем отсюда, – сказал, направляясь к лестнице.

– А он? – взглядом показала Даша на Лемеша. – Что с ним? Вы его убили?

– Не совсем, – ответил Николай Михайлович. – Ты не переживай за него. Им займутся компетентные органы. – Позвонил в милицию и сообщил о попытке изнасилования. Насильник обезврежен.

Выбравшись из погреба, поскольку иначе как погреб помещение под сценой не назовешь, Николай Михайлович закурил. Возле костра наблюдалось хаотическое движение. Видимо, милиция соизволила выделить время и средства на задержание Касыма, а заодно и всех остальных, кто находился с ним рядом, до установления личностей. Мимо пробежала Инна Гурло. Пронеслась, словно лань, быстро, не замечая никого и ничего вокруг, лишь бы ноги унести. Отрезвела, судя по всему, мгновенно, либо сработал инстинкт самосохранения. Не стоило оставаться и Николаю Михайловичу с Дашей. Неприятностей не будет, но возникнут нежелательные косые взгляды, лишние разбирательства, волокита с протоколами и свидетельскими показаниями. До утра домой точно не попадут.