Теперь наш герой много путешествует, получает стипендии – живёт подолгу в Европе, играет в гамбургском театре по гамбургскому счёту роль Антона Павловича Чехова. Земной шар оказался не таким уж и большим – вчера Пресногорьков-ка, сегодня Уругвай и Аргентина, и всюду жизнь, и хотя люди, конечно, разные, но чувства у них – одинаковые. Объездив весь белый свет, раскрасив его живыми впечатлениями – как контурную карту на уроке географии, – он понял, что нет города лучше Екатеринбурга – ни в Уругвае, ни в Австралии, ни в Германии. И что работать надо там, где холодно.

В 1993 году на площади 1905 года стоял высокий молодой человек – ну ладно, уже не очень молодой. Первое занятие на курсе будущих драматургов театрального института начнётся через полчаса – бывший студент ударится оземь и станет преподавателем. Солнце русской драматургии взойдёт для молодых да ранних – и будет всходить каждый день. Светить всегда, светить везде – то есть не жадничать, не скрывать секретов, учить, ругать, критиковать, радоваться чужим успехам, как своим: что ж, у него обнаружился ещё и этот талант. Скоро театральная критика начнёт взволнованно рассуждать о появлении «уральской драматургической школы» – из этого гнезда вылетят Василий Сигарев, Олег Богаев, Ярослава Пулинович… Сам он тем временем присматривается к новой роли – артист, прозаик, драматург и преподаватель сдвинулись к краешку, чтобы освободить место режиссёру. Роль сядет, как влитая! Как те тюбетейки, которые он теперь носит, – во-первых, красиво, во-вторых, скрывают неизбежные потери. Екатеринбуржцы реагируют на его тюбетейки по-разному: кто улыбается, кто с пониманием кивает, а один торговец на рынке сделал ему недавно большую скидку – потому что мусульман!

Пьесы, студенты, его собственные спектакли в Театре драмы – «Полонез Огинского», «Корабль дураков», «Куриная слепота», «Уйди-уйди»… Критики получили возможность сравнивать драматурга с режиссёром и артистом, описывая одного и того же человека, – и это ещё не всё о нём.

В 1994 году в Екатеринбурге прошёл фестиваль, названный в его честь – «Коляда PLAYS». Восемнадцать театров, российских и заграничных, привезли на Урал спектакли по его пьесам. И так будет отныне каждый год. Ведущий авторской программы «Чёрная касса» на Свердловском телевидении. Главный редактор литературного журнала «Урал» – когда он занял этот будто бы почётный пост, долго не мог найти ни слов, ни денег: всё пришлось делать, как всегда, самому. Ремонт помещений, непригодных для обитания, погрузка журналов в машину – сам. Развезти по киоскам – сам. Искать новых авторов – ну, это тем более сам.

Однажды, как тот петух, навозну кучу разрывая, откопал среди рукописей, присланных в редакцию (тех самых, что не рецензируются и не возвращаются), рассказ, подписанный женским именем. Хороший рассказ, будем печатать!

Вот так девочка, ходившая в 1988 году по пятам за «Картинником», стала писателем.

По чистой случайности происходят только неслучайные вещи. «А пьесы вы писать не пробовали?» Николаю Коляде кажется, что все могут писать пьесы – и вот уже молодая писательница заявляется к нему на занятия, на тот самый курс драматургов, где среди прочих сидит, по-мальчишески прикрыв щёку ладонью, Василий Сигарев. Ровно через пять минут он станет знаменитым.

– Сегодня я прочитаю пьесу, которую сочинил один из вас, – буднично говорит Николай Коляда. – Она будет называться «Пластилин».

Вообще-то, у Сигарева было другое название, но Коляде виднее.

– Эта пьеса, – продолжает Коляда. – станет событием, и её будут ставить во всех театрах мира.

Писательница думает, ну прямо уж так-таки во всех! Краска разливается по щекам будущей знаменитости. А после чтения уже никто ни в чём не сомневается… Ни одногруппники Сигарева, ни он сам в своём успехе, ни вольнослушательница.

В Екатеринбурге, как в любом другом городе, за эти годы случилось много такого, что может стать романом – или пьесой. Это ведь только кажется, что города стоят на месте. И что люди не меняются. И что испытание медными трубами проходит легче и приятнее, чем огненно-водные процедуры. Медными трубами по голове – не пробовали?

«У этого Коляды всё одинаковое». «Чернуха». «Балаган». «Самодеятельность». «Зачем у него артисты так громко орут?» «Мне этой грязи и в жизни хватает, а в театре хотелось бы чего-то более приятного». «Вы бы хоть предупреждали, что у вас матерятся и курят на сцене, я, между прочим, с ребёнком пришла». «Надо запретить такое ставить, театр – это место для красоты, а не для этого ужаса». «Я проплакала весь спектакль от первой до последней минуты, а вообще-то я не плакала уже три года. Спасибо!» «Вы гений, не уезжайте из города!». «“Амиго” – это про меня». «“Персидская сирень” – это про меня». «“Полонез Огинского” – это про меня». «Откуда вы всё это знаете?!»

Лёгкий нрав, умение договариваться и сохранять добрые отношения – это не про Коляду. Энергия созидания не имеет ничего общего с ласковыми лучами солнышка, сколь угодно рисуй его на титульных листах книжек (а у него вышло много книг, он их уже не считает). Он ругается с начальством и орёт на артистов, добиваясь одному ему известного результата. Из театра драмы вскоре придётся уйти – чтобы начать всё заново (только бы не начать снова пить!), тем более сейчас он хорошо представляет себе, что и как начинать.

Буратино хотел подарить папе Карло новую куртку, а подарил – театр. У Николая Коляды нет знакомых Буратин – сплошные Карабасы-Барабасы, но театр ему нужен не меньше, чем папе Карло, неужели в городе этого не понимают? Ну хоть какое-нибудь помещение, пусть даже самое завалящее? Нарисую солнышко, подберу монетку на улице, будуулыбаться-улыбаться-улыбаться, говорить «спасибо» и «пожалуйста», сочиню ещё сто тысяч пьес к уже готовым восьмидесяти, обучу мильён студентов, заработаю денег для «Урала», а в свободное время буду обустраивать это помещение, да хоть бы подвал, что, в Екатеринбурге не осталось свободных подвалов?! Ах, какой бы он сделал театр – сам бы всё сделал, он всё умеет, зря, что ли, столько лет прожил? Самое главное у него уже есть – он сам, его пьесы, артисты, которые пойдут за ним в огонь-воду, готовые получить медными трубами по голове – контрольный удар. Олег Ягодин – кажется, типичный характерный актёр, в котором скрывается главный герой-любовник-отверженный-подонок-спаситель. Гамлета он у меня будет играть, слышите, Гамлета! Красавица Ирина Ермолова, о которой есть ещё много чего сказать помимо того, что она красавица, – все его несчастные тётки из пьес, одинокие, не то что недолюбленные – вообще ни разу не любленные – это она! Да всё что угодно сыграет – хоть проститутку с бланшем, хоть Бланш Дюбуа! Будут её называть у меня – Блянш…

Кажется, ну вот что ему ещё нужно, если и так уже всё есть? Бывшие коллеги от зависти грызут по ночам свои почётные грамоты. Деньги, слава, признание, любовь зрителей и ненависть критиков. Пьесы пишет как из пулемёта, и там и сям лауреат, почётный деятель, призовые статуэтки, наверное, некуда складывать!

Чужой успех – как чужая жена. Наверняка ничего не знаешь, проверить затруднительно, но от зависти скулы сводит. Ещё и театр ему. Щас!