— А что мне за это будет?

Рука, лежащая на моей спине, опаляет жаром. Я задыхаюсь, словно рыба выброшенная на песок

— Михаил, — шепчу я.

— Что, Машуль? Что? — губы Михаила накрывают мои, под колени бьёт слабость. Сердце пропускает удар, а затем бьётся в ускоренном темпе, тараня грудную клетку. В ушах набатом бьёт пульс. От удивления и шока замираю. Чувствую только вкус горячих и нежных губ на своих губах.

Скольжу ладонями по его крепкому торсу вверх, ловлю приглушённый стон в губы. Руками вцепляюсь в плечи Михаила.

— Совсем мне голову вскружила. И день и ночь думаю о тебе, — хрипло шепчет Михаил, не переставая целовать.

— Что вы делаете? — отстраняюсь и вглядываюсь в лицо майора. В нем ни тени сомнения о своих действиях.

— Целую.

— Зачем? — тупой вопрос. Но в моей голове тараканы забили тревогу и разбежались в разные стороны, не выдавая ни одной умной мысли.

— Нравишься ты мне, Машуль.

А пахнет так… Мужской запах смешанный с ароматом хвои и бриза. Упоительно сочетание. И так ему подходит. И ведёт меня от этого, как в тот раз в ресторане. Отстраняюсь от Михаила и вглядываюсь в лицо. Глаза смеются, в них плещется нежность.

— Да вы! Да вы!

— Что радость моя? — снова впивается в мои губы.

От неожиданности происходящего закрываю глаза. Прикосновения губ Михаила нежные, но настойчивые. Пытаюсь дернуться, чтобы отстраниться, но он надежно фиксирует меня рукой за затылок, не давая вырваться. От шока не могу пошевелиться.

Борода щекочет подбородок.

Властные движения крепких рук по спине будоражат, горячат кровь. Голова кружится от нахлынувших ощущений. Что со мной происходит?

Приоткрываю губы, отвечая на поцелуй. Язык Михаила тут же врывается в рот, сплетается с моим, ласкает небо, порабощает, лишает воли. Движения рук по спине становятся крепче, настойчивей.

По телу растекается тепло, я тону в этих ощущениях. В голову пробивается воспоминание мелодии саксофона, и я вздрагиваю всем телом.

Дежавю.

Замираю.

И вырываюсь из крепких объятий.

— Вы… вы… — захлебываюсь воздухом от удивления.

— Я, — Михаил сложив руки на груди, приседает на столешницу. — Михаил Медведев, майор полиции. И ты вчера была на свидании со мной, если ты не догадалась.

— Вы обманули меня! — наконец обретаю голос и кричу так, что мой голос эхом отскакивает от стен кабинета.

— Я тебя не обманывал. Я предложил встретиться в том ресторане, чтобы не смущать тебя, — говорит спокойным тоном, смотрит выжидательно, чуть склонив голову влево.

— Вы знали, что это я!

— Догадывался.

— И когда вы уверились в этом?

— Когда ты приняла цветы.

— Как вы могли! Вы же… вы… — словарный запас снова покидает мой обессиленный мозг, я пячусь назад к двери.

— Маш, не сбегай, давай поговорим, — Михаил отталкивается от стола и направляется ко мне.

— Не подходите! — выставляю руки вперёд, останавливая его. Он лишь тяжело вздыхает, оборачивается к столу, берет серый лист и протягивает мне. — Пропуск возьми, — устало выдыхает, глядя в пол.

Делаю два шага вперёд, выхватываю бумагу из его рук и трусливо сбегаю, громко захлопывая за собой дверь.

27. Михаил

Бабы — дуры!

Раздраженно бросаю тяжелую папку с бумагами по делу о клофелинщице на стол. Она проскользив по поверхности стола, тормозит, упираясь углом в подставку монитора.

Ну что я сделал не так? Все же хорошо было!

Маша млела и таяла в моих объятиях, и я знаю, что, усилив напор, мог бы добиться от нее большего. Но не хотел торопить события. Не могу я с ней так. Одноразово. Она бы исчезла потом с радаров, чураясь меня как прокаженного.

Да и не такая она…

Она…

Вспоминаю сладкий вкус ее нежных губ с терпкими нотками крепкого вина. Горячее надсадное дыхание, когда я ласкал ее нетерпеливыми руками под платьем. Как она цеплялась в мои плечи, боясь потерять ощущение реальности, да я и сам потерял голову от нахлынувших эмоций.

Никогда у меня не было такой…

Милой, страстной, отзывчивой женщины.

Темнота лишь добавляла пикантности моменту.

И я ее отпустил!

Дурак, да?

Дурак, признаю с огорчением.

Лёгкий цветочный запах до сих пор витает в воздухе. Вдыхаю его, упиваюсь, как маньяк. Повело тебя на этой женщине, товарищ майор.

То, что ей было хорошо со мной, я не сомневаюсь. И я уверен, что если бы добрался до ее трусиков, то они были бы насквозь мокрыми. Скромная мышка Маша очень горяча, когда возбуждена.

А я не могу успокоиться. Впервые в жизни меня так повело. Даже с Лелей такого не было.

Очуменный секс был, свидания были, радость от новости, что скоро станем родителями — тоже было.

Но так башню не сносило от мысли, что эта женщина может быть с кем-то другим.

Да и по гордости и самолюбию бьёт ее отказ.

Я не соблюдал целибат все эти годы. Но никогда не предлагал серьезных отношений.

Постоянной любовницы мне хватало. Менял их каждые три месяца, чтоб не привыкнуть.

Да и навещал их не так уж часто. Просто сбросить стресс. Для здоровья опять же полезно.

Но Маша сорвала напрочь все шаблоны, снесла все рамки и правила, которые я выстраивал все эти годы. Впервые мне захотелось чего-то настоящего, долгосрочного. Чтоб приходить домой, а там она…

А может Маша права, что сбежала? Ну что я могу ей предложить? Зарплата полицейского не так велика, как некоторые думают, и каждая новая звёздочка — это конечно прибавка к зарплате, но несущественная. Квартира принадлежит Лизе и Леле. Зарплата управляющего автомойкой, на которой так настояла Лиза. А если дочь решит продать свой бизнес, тогда я вообще останусь не у дел.

Без жилья и со смешной зарплатой полицейского.

Блестящая партия, да.

Смешно до боли. Себя жаль. Чего я добился за эти годы?

Положения в обществе? Уважения коллег?

Жена бросила, дочь от рук отбилась. Даже понравившаяся мне женщина отшила.

Горько.

Вздрагиваю от звонка мобильного телефона, и тянусь рукой к краю стола за гаджетом.

Лиза.

— Да, родная.

— Пап, тут это… — голос дочери расстроенный, огорченный.

— Что случилось?

— Из соцопеки приходили…

— Что? — вскакиваю со стула, и быстрым шагом направляюсь к вешалке, где висит моя куртка.

— Их Виталина Андреевна прислала. Типа у меня в семье неблагоприятная обстановка. Я не могу дозвониться Марьванне. Она ещё у тебя?

— Ушла две минуты назад. А зачем она нужна?

— Так она должна мне характеристику дать. Да и поговорить с опекой не мешало бы… Пап, я не хочу на второй год, — ноет дочь в трубку, а у меня сердце сжимается от