Мы с мужем спустились в гараж.

– Хорошо позанимался? – ехидно спросила я.

– Да, весьма упорно, – сообщил супруг. – У меня была пеленочно-ментальная тренировка.

– Что это? – полюбопытствовала я.

Иван пустился в объяснения:

– Ложишься на кушетку, на голове наушники, оттуда звучат команды. Ну, например: «Принимаем позу змеи».

– И как она выглядит? – спросила я.

Иван выехал из паркинга.

– Надо самому придумать и мысленно ее выполнять. Это очень трудно. Упражнения нужно представлять по-разному. Нельзя думать об одном и том же. Я измучился.

– Лежа на диване? – не выдержала я.

Муж перестроился в левый ряд.

– Тело было расслаблено, но мысли в напряжении. Поверь, со штангой, гантелями намного легче. Их просто поднять надо. А вот думы… Задача повышенной сложности. Но это еще ничего! Во второй части тренировка усложнилась. Мне велели превратиться в тюленя, который спит на льдине. Я еле справился!

Нехорошее чувство зависти охватило меня. Я отвернулась к окну. Ну почему так? Срочно похудеть нужно Ивану, я пошла в центр исключительно ради него, а что вышло? Он спит под опахалом, получил коробку с вкуснятиной. А мне досталась бутылка с зеленой мерзостью и дурацкие, но трудные физические упражнения.

Перед тем как подняться в офис, я достала из автомобиля бутыль с зеленой жидкостью. Помню, что ее предписывалось отхлебывать по глоточку в течение дня, но сейчас уже вечер близок, а я даже не попробовала зелье. И какая разница: проглочу я все одним махом или по частям? Главное выпить!

Я живо осушила бутылку и попыталась понять, что проглотила. Сладко, и аромат, как на грядке в огороде. Похоже на компот из огурцов, если только кому-нибудь в голову могла прийти идея сварить огурцы.

– Чем от тебя пахнет? – спросил Иван, когда мы вошли в лифт. – Новыми духами?

– Моим ужином, – засмеялась я. – А что?

– Просто необычный аромат, – ответил муж, – будто ты надушилась щами из крапивы.

– Ну, наконец-то, – обрадовался Димон, когда я вошла в его кабинет, – сижу тут один, как леопард на пляже. Остальные по делам разлетелись. Тань, помнишь, Лариса, жена Владимира, во время вашего разговора сказала, что была очень примерной девочкой?

– Вроде был такой момент, – вспомнила я, – ничего не значащая фраза.

– А вот Ершов за нее уцепился, – возразил Коробков, – сел еще раз слушать запись и воскликнул: «Пропустил я что-то при первом прослушивании. Дима, покопайся поглубже в биографии Ларисы. И в жизни Аглаи Борисовны поройся. Скорее всего, Лариса плохая девочка. Что-то дурное она сделала и до сих пор о нем забыть не может, вот и твердит про свое примерное поведение. Меня всегда настораживают мамаши, которые при посторонних кричат: «Обожаю своего сыночка! Он лучший! Он чудесный! Прекрасный! Он мое солнце! Мой мальчик!» Я сразу понимаю: любви к ребенку и в помине нет. Егозливый отпрыск надоел бабе, но ей не хочется прослыть среди подруг плохой мамашей. Вот она и голосит безостановочно про любовь. Сама себя таким образом убеждает, что обожает пацаненка. Имей в виду, чем упорнее и назойливее человек твердит о своем горячем чувстве к тебе, тем меньше он его испытывает на самом деле. У Ларисы в биографии есть нечто темное. Ну, я взял лопату и пошел копать.

Коробков замолчал.

– Говори, говори, – поторопила его я. – Что ты нарыл? Почему ты на меня молча смотришь?

– Просто так, – пробормотал Димон. – В пятом классе она осталась на второй год. Школу Лариса окончила на одни тройки. Сразу поступить в вуз у нее не получилось. Даже деньги папаши не помогли. Ведь и на платное отделение надо сдавать экзамены. Три года она, похоже, ничего не делала. Потом поступила на факультет журналистики в голимом институте. Пару лет кое-как переползала с курса на курс. Затем взяла академический отпуск. Причина перерыва в занятиях не указана. Просто есть заявление с просьбой предоставить ей двенадцать месяцев безделья. Ректор его подписал. Тогда у руля учебного заведения находился Варлайкин Георгий Гермогенович. Фамилия не самая распространенная, а уж отчество и вовсе редкое. Я вспомнил, что где-то уже видел эти данные, порылся в документах и нашел. Ты же помнишь, что Петр Яковлевич Сиракузов, который увлекался оккультизмом и прочей ересью, работал водителем у руководителя института. Тот оформил Петра аж на ставку профессора, так как директору института не полагался шофер.

– Конечно, – кивнула я, – не забыла этого.

– Начальника Петра Яковлевича звали Варлайкин Георгий Гермогенович! – торжественно заявил Коробков. – Сечешь? Он руководил институтом, где училась Лариса, будущая вторая жена Владимира. Возможно, супруги знали друг друга в юности.

– Сын водителя и студентка могли и не встретиться, – не согласилась я. – Или они виделись, пусть даже веселились в одной компании, но друг на друга внимания не обращали. Лариса-то говорила, что они с Владимиром встретились в метро.

– Соврать недолго. Слушай дальше, – велел Коробков и вновь стал в упор меня рассматривать.

– Что ты уставился? – рассердилась я. – У меня на лбу рог вырос?

Дима отвел глаза.

– Нет. Теперь еще кое-что. У Аглаи Борисовны был родной брат, Игорь Борисович. Близнец. Он жил в Гольяновске.

– Обычно близнецы очень дружны. Почему Игорь не поселился в Москве рядом с сестрой, у которой муж олигарх? – удивилась я.

Коробков вытащил из ящика письменного стола коробку печенья и спросил:

– Будешь?

– С удовольствием, – обрадовалась я, – мне с шоколадной глазурью.

Коробков захрустел оберткой.

– Игорь Борисович Парамонов – актер, – продолжал Димон, – служил в местном театре. Гольяновск – небольшой город, но в нем есть аж два очага культуры. Оперетта и драма. Дядя Ларисы исполнял разные, в основном характерные роли в обоих местах. Девушка одно время жила у него. Как я это узнал? Лариса после академки, которая слишком затянулась, решила продолжить обучение в вузе, написала заявление. Ей ответили: такой отпуск дается на один учебный год, а вы отсутствовали три. Лара предоставила в ректорат документ, к которому приложила справку; из нее следовало, что Лариса Николаевна с пользой провела тридцать шесть месяцев, не бездельничала, а работала в местной газете «Гольяновск – вперед», писала статьи о культуре. Набиралась опыта, практиковалась в избранной профессии. Но это не прокатило. Ей отказали.

– Конечно, – засмеялась я, – такую справочку легко написать, она ничего не значит!

– В случае с младшей Гореловой все было иначе, – возразил Коробков, – к справке с печатями прилагались ксерокопии статей. Лариса стабильно работала, по два-три материала в неделю публиковала. В основном всякие местные новости о театральных делах, конкурсах песни, красоты, лабуду, в общем. Не восстановили ее потому, что она много времени отсутствовала. И ректор там поменялся, прежний кресла лишился. Характеристика Ларисы, как выдающейся молодой журналистки, целая страница похвал, была подписана Валентиной Сергеевной Неписайкиной, главным редактором. Отличная фамилия для человека, который стоит у руля печатного издания. И запоминающаяся. Я все думал: где ее видел, слышал. И вспомнил! Дом престарелых «Сад здоровья». Его владелица, а одновременно и главврач Марфа Сергеевна Неписайкина. Там жил до своей смерти Константин Павлович Федотов. На его имя зарегистрирован номер, по которому незадолго до смерти звонила и долго разговаривала Марина Комиссарова.