Миллинг снова посмотрел на меня, и от его взгляда у меня по коже побежали мурашки.

– Обнаружил на сайте охотничьего клуба… Один из охотников высоко над головой поднимал мертвое тёло моей жены, держал так, чтобы все видели, какую крупную особь ему удалось подстрелить. Его трофей. А на заднем плане я увидел свою дочь, тоже мёртвую. – Руки хозяина сжались в кулаки. – Растерзал бы этого хвастуна! Я тогда разнёс в щепки компьютер. Одним ударом. Но этого, разумеется, было мало.

Я с ужасом наблюдал, как у него вырастают когти, они оставляли глубокие борозды на столе. Я чуть было не закричал: не надо, не хочу знать, что было дальше! Но Миллинг продолжал:

– Я попытался вернуть хотя бы их тела, но тот охотник оставил себе только их шкуры. Одну из них я у него выкупил – шкуру жены. На шкуру дочери мне не хватило денег. Ты понимаешь? Он не хотел мне её отдавать! Я до сих пор помню, что этот человечишка мне ответил: подстрели, говорит, сам себе такое же кошачье отродье.

Мне стало совсем холодно, несмотря на камин. Миллинг, до того не прикоснувшийся к тарелке, теперь набросился на еду, схватил кусок сердца и запихнул его себе в рот, который уже почти превратился в пасть. Он хищно оскалился и клыками стал рвать куски мяса, дико поводя налитыми кровью глазами – это было видно даже сквозь цветные линзы.

Мне захотелось бежать. Эндрю проглотил мясо и продолжил:

– С тех пор я причиняю людям вред как только могу. Но для этого надо быть богатым и могущественным. Настолько, чтобы никто и ничто не могло тебя остановить. Уж точно не такая мелочь, как деньги, – он безрадостно ухмыльнулся. – И я преуспел. Да, многого можно добиться, если вкладывать во что-либо всю свою энергию. Если держаться плана и не отвлекаться ни на что другое. Зарабатывать деньги я умел ещё ребенком, это не проблема.

Как же он ненавидит людей!

– Что стало с охотником? – выговорил я, не чувствуя губ.

– Его потом нашли в лесу, – бросил Миллинг, и не было нужды ничего объяснять. Хозяин рассеянно достал из кармана рубашки шоколадный батончик, проглотил его в два укуса и бросил фантик на тарелку. – И вот недавно я прочитал в газете о том, как пума напала на кемпинг, и почуял, что речь идёт не о простом звере. Тут у нас оборотень, и, может быть, мы с ним единомышленники. В отношении людей. Я выяснил, кто был этот горный лев, и встретился с ним, то есть с тобой.

Понятно: всему виной моя первая и неудачная охота!

Я не знал, что сказать. Может, что он ошибается, что я не испытываю к людям никакой ненависти и не нападаю на них? Меня просто неправильно поняли. Но Миллинг не дал мне ничего ответить. Он вдруг улыбнулся, опять дружелюбно и сочувственно, и мне стало ещё хуже.

– Ты рассказал мне о своей семье, и я был уверен, что у нас одна судьба. Ты ведь давно не можешь их найти. Боюсь, это дурной знак.

– Нет! – заорал я и вскочил на ноги, стул грохнулся на пол, но я этого даже не заметил. – Они просто переселились на другую территорию! Они живы!

И, не оглядываясь, бросился бежать. Мимо камина, через тяжёлые резные двери, через парковку, где пафосные джипы-внедорожники дожидались своих хозяев.

– Во несётся! – заметил кто-то, но я даже головы не повернул.

Я вернулся в школу только к полуночи.

Некоторые из учеников ещё не спали: среди нас много ночных зверей. В «Кристалл» разрешается не спать допоздна, лишь бы наутро ученик бодрым явился на урок. Перед входом в школу надо мной бесшумно пронеслась сова Труди и даже не поздоровалась – ну и хорошо. Сейчас я ни с кем не хотел разговаривать! Но когда я уже почти карабкался по скалистой стене в комнату, заметил поблизости огромную тень с могучими рогами.

– Вернулся пешком? – пробурчал Тео. – Тачка, что ли, сломалась?

– Нет, мне просто захотелось размяться.

И, не дожидаясь новых вопросов, я в облике пумы запрыгнул к себе в комнату. Брэндон, к счастью, оставил окно открытым. Я прокрался под одеяло и постарался унять дрожь. Зря старался.

В эту ночь меня терзали какие-то демоны – как Анна это называла. Меня охватывал озноб, стоило мне вспомнить, с каким остервенением и ненавистью Миллинг терзал мясо – как будто рвал на куски сердце человека. Неужели он действительно убийца? Скольких людей он уже убил?

Хотя в глубине души я ему, конечно, сочувствовал и понимал его, когда думал о его семейной трагедии, – но тут же вспоминал о моей собственной семье. С ними ничего страшного не случилось, уговаривал я себя, заворачиваясь в одеяло. Они в безопасности где-то в Скалистых горах.

Но тогда почему мои родители ни разу не попытались связаться со мной? Всё ещё сердятся на меня? Или специально ушли на другую территорию, чтобы скорее забыть своего блудного сына? Как же мне их не хватает!

Утром Брэндон не давал мне проходу:

– Ну, как всё прошло? Он тебя усыновил? И подарил серебристый «Мерседес»?

– На что мне серебристый «Мерседес»?

Я вылез из постели, как медведь из берлоги после спячки, разбитый и злой, без малейшего желания обсуждать вчерашний вечер с Брэндоном или с кем-то другим. Миллинг был подозрительно хорошо осведомлён обо всём, что со мной происходит. Откуда он узнал, что Марлон отобрал у меня нож? И обо всём, что происходит в школе? Кто ему обо мне докладывает? Может, за мной шпионят? И в письмах его проскакивают странные фразы… Почему мне не следует дружить с мелкими и жвачными? Что он знает о Холли и Брэндоне? И это странное пожелание «И старайся высыпаться». Он написал это сразу после того, как Брэндон во сне скакал через прерию. У Миллинга что, повсюду шпионы?

А вдруг это Брэндон следит за мной? Нет, не может быть. В ту ночь кто-то мелькнул за окном, я кого-то спугнул. Если это шпион, то он кто-то маленький и юркий.

Совершенно раздавленный, я кое-как умылся. Может ли Холли быть предательницей? Она-то как раз маленькая и юркая, она легко бы спряталась на карнизе за нашим окном. Я никого не почуял – но тогда ветер дул не в нашу сторону.

– Расскажи! – пристала Холли за завтраком. – Миллинг был с тобой добр?

Я не знал, что ответить. Да, в общем-то, он был ко мне добр, но при этом напугал меня до полусмерти. Я не готов был об этом говорить. Если рассказать Холли – сегодня же об этом узнает вся школа. Даже если она и не шпионка.

– Он просил не разглашать, о чём вы говорили? – предположил Дориан, как всегда разлёгшись на стуле.

Он один среди нас по-взрослому пил кофе. Не понимаю, что люди находят в этом горьком пойле.

– Именно, – подтвердил я с облегчением.

На этом допрос и кончился. Волки меня игнорировали. Я был рад. Они сидели, как всегда вместе, вокруг столика, тырили друг у друга сосиски, подбрасывали их в воздух и ловили ртом. И ни к кому не приставали этим утром. Тень, девочка-ворон, стащила у них кусок сосиски, но волки только рассмеялись. Волки всегда ладили с воронами.