не реагировать не могу. Я не сделала и не сказала ничего плохого. Да, возможно, задела его, усомнилась в самостоятельности, мужественности, не знаю… но я не имела в виду ничего плохого.

Дома пролетаю мимо Кати без слов, она кричит мне вдогонку про ужин, но я игнорирую. Так же поступаю и с тренером, отменяю сегодняшние занятия. Ничего не хочу. Падаю на кровать, но прежде запираюсь в комнате изнутри, чтобы никто даже и не думал войти.

Лежу в состоянии овоща пару часов, а потом вытаскиваю свой чемодан с косметикой. Умываюсь, очищаю лицо и крашусь, накладываю макияж, слушаю музыку и вожу кистью по «холсту». Когда завершаю, с уверенностью могу сделать глубокий вдох, а после выдох. Я спокойна, за окном уже темно, к ужину я не спускалась, а в доме кроме работников и нас с Ником никого нет.

Минут двадцать хожу из угла в угол, а потом забиваю на все свои обиды и предрассудки, беру со стола телефон, набирая Лешин номер. Долгие гудки, ответ и женский голос. Меня подбрасывает на постели, кидает в пот.

Отключаюсь и крепко сжимаю телефон в ладонях.

Вот и поговорили… завтра.

***

Ночь проходит в переживаниях, я не решаюсь набрать его номер повторно, а он, он не торопится перезванивать. Странные отношения, нелогичные. Зачем я так себя мучаю? Кому это нужно? Точно не ему. Угораздило же настолько сильно помешаться на человеке. Еще и на таком, которому плевать на всех кроме себя, он меня катком переедет, если наши интересы встретятся в каком-либо противостоянии. Переедет и глазом не моргнет…

Весь день залипаю в сериалы, параллельно созваниваюсь с Полей, ей немного полегчало, но чувство вины убивает. Ей плохо, а я даже не могу помочь, это выше моих возможностей, к сожалению. Да и не знаю я, что говорить. Что в таких случаях говорят? Мне жаль? Не думаю, что ей от этого полегчает.

За пару часов до тренировки спускаюсь на перекус. Пью молочный коктейль и стараюсь держать лицо, мне не нужны расспросы, но, если мама заметит мое состояние, они непременно будут.

– У тебя все хорошо?

Как бы я ни старалась, мамин вопрос настигает меня уже на выходе из дома, она тоже уезжает, застегивает пиджак и поправляет волосы. На улице дождливо, надеваю короткую кожаную куртку и, натянув улыбку, отрицательно мотаю головой.

– Ты какая-то грустная.

Мама не отстает, она идет следом и раскрывает над нами зонт.

– Просто нервничаю. Сегодня будет лед.

По факту говорю правду. Лед будет, и я, наверное, даже слегка мандражирую по этому поводу, но мысли, конечно, заняты другим. Неужели у него кто-то есть и он врал мне все это время? Когда я думаю об этом, хочется упасть в истеричном крике прямо посреди двора. Разбить колени об камни, из которых вымощена дорожка, и переключиться на физический дискомфорт, иногда он более щадящий, чем моральный.

– Ты справишься.

Мамина рука касается моего плеча в поддержке, и мы расходимся по машинам. Игнат вновь включает свою дурацкую музыку, и если в хорошем настроении я не обращаю на нее внимания, переключаясь на наушники, то сегодня повышаю голос. Прошу, чтобы выключил. Даже, наверное, приказываю.

Забегаю в здание ледовой арены, стараясь как можно скорее укрыться от дождя. Зонт не беру, он только мешается, намокнет, а потом с него будет капать и капать. К черту.

На втором этаже замечаю Лешу, сосредотачиваюсь на пустом коридоре впереди и твердым шагом иду к раздевалке. Он меня видит, делает шаг в мою сторону, но я просто прохожу мимо, даже не смотрю на него. Когда переодеваюсь, впервые за весь день начинаю его жалеть, а еще понимаю, что глупо не дать человеку высказаться. Возможно, я все не так поняла?! Могла же.

Он ловит меня сразу, как я выползаю в сторону зала для разминки. Хватает за руку и тащит подальше, прижимая спиной к стене.

– Объяснишь, что происходит?

У него пугающий, ошалелый взгляд. Он злится на меня, а я на него. Смотрю и понимаю, что вновь срываюсь, забываю обо всех рациональных мыслях «до», начиная в эту же секунду топить наши отношения. Сбрасываю его руки, тяну подбородок вверх, часто дышу. Он тоже на взводе, и его непоколебимый вид добавляет еще одну ложку дегтя, нет, целую бочку.

– Сделай уже выбор, – толкаюсь в его грудь, выпрямляя локти до упора, но он продолжает меня удерживать.

– Говори нормально, я не понимаю твоих тупых загадок.

– Значит, прокачай мозги, сканворды отгадывай, – закатываю глаза, и он ловит пальцами мой подбородок, чуть сжимает, а у меня перехватывает дыхание.

– Ты перегибаешь, – рычит сквозь зубы.

– Ты тоже. Пусти, у меня нет времени выяснять отношения, не сегодня. А вот и мой тренер.

Кирсанов смотрит за свою спину и отступает, убирает руку. По лестнице и правда вышагивает Царев, мой новый сопровождающий в мир фигурного катания.

– Ненормальная.

Это я слышу в свою спину. Слышу и продолжаю идти, не оборачиваюсь. Чувствую его злость на расстоянии, она черная и она душит. Я уже жалею о своих словах и поступках, жалею, но иду вперед, часто моргаю, потому что не хочу расплакаться. Нужно собраться.

Аспид

Ненавижу загадки, недоговоренности и с каждым разом офигеваю все больше. Почему нельзя сказать прямо? Зачем постоянно все недоговаривать и надумывать проблемы там, где их нет? Вчера я перегнул палку, согласен, но что-то мне подсказывает – эта реакция вовсе не на наш разговор у озера.

Пару секунд смотрю в ее удаляющуюся спину и поднимаюсь этажом выше. Пока переодеваюсь, хаотично думаю, за что зацепиться, чтобы распутать этот клубок загадок. Что на нее нашло? Вывернув свитер, надеваю его поверх панциря и наплечников. Застегиваю шлем, сжимаю в руках клюшку и, не обращая внимания на внутренние разговоры в команде, иду на лед.

Сегодня тренировка проходит в усиленном режиме, больше нагрузок, больше движухи. Отработка удара по воротам, передачи. Марченко серьезно настроен перетасовать нас, изменить тройки и довести вратарей до припадка. Голкипер – главная из фигур команды, от того как он действует, очень часто зависит настроение полевых игроков.

Марченко постоянно нас тормозит, говорит отрывисто, свистит, сжимая пальцами свой красный свисток. Орет благим матом, ни разу не скупясь на крепкое словцо.

В сотый раз тасует пятерки.

– Плохо, – импульсивный взмах рукой и вновь свисток. Виктор Константинович дает знак, и все подъезжают к нему, собираясь полукругом. – Сегодня назначена дата сборов. Так что начинайте паковать чемоданы. Через две недели стартуем.

Дальше он еще несколько минут