Все эти события не мешали Павийону управлять своим диоцезом. Следуя советам святого Винсента де Поля, прекрасно осознававшего, насколько низок культурный уровень духовенства, а потому горячо желавшего его повысить, Никола Павийон основал в Але семинарию для обучения молодых священников. Во время своего правления он часто встречался с аббатом Олье, основателем семинарии Сен-Сюльпис. Нужно ли в таком случае удивляться тому обилию домыслов, порожденных неуловимой связью между церковью Ренн-ле-Шато и храмом Сен-Сюльпис? Однако то, что дело Никола Фуке вышло за пределы Разе, домыслом не является.[26]

Но времена меняются. В беспокойном Разе наступило своего рода затишье: окутанная солнечной дымкой, страна погрузилась в мирную дремоту, не обращая более внимания на те странные события, которые порой происходили в ее пределах. Ее аристократия уже мало напоминала тех воинственных сеньоров, что упорно отстаивали свои права и потакали «катарской ереси». Конечно, в округе было несколько знатных родов, заботившихся о процветании края, но их финансовое положение с каждым днем все более ухудшалось. Земли Разе, особенно ее известковые плато, понемногу приходили в упадок.

Правда, об одном из этих семейств стоит упомянуть отдельно. В 1422 году наследница Вуазенов и д’Аниоров Маркафава вышла замуж за Пьера-Раймона д'Отпуля, потомка одного из самых древних и знаменитых семейств Окситании. Основатели рода д'Отпулей называли себя «Королями Черной горы», что довольно ясно указывает на характер их поведения: уйти в подполье (точнее, забраться на гору), чтобы с высоты своей крепости снисходительно взирать на представителей законной власти, пытающихся навязать им свои законы. Во времена альбигойского крестового похода они были на стороне еретиков, за что их лишили замков и владений. Иными словами, д'Отпули были идеальным образцом сеньоров-файдитов, которыми столь богата страна катаров и ее окрестности. Именно д’Отпули впоследствии стали сеньорами Ренн-ле-Шато.

Итак, в 1732 году, спустя век после загадочных «раскопок Кольбера». Франсуа д’Отпуль женился на Мари де Негри д’Абль, чьими предками также было семейство д’Аниоров: насколько известно, в распоряжении маркизы находился архив этого рода. У Франсуа д’Отпуля и Мари де Негри д’Абль было трое детей. Старшая дочь Элизабет умерла в безбрачии в Ренн-ле-Бен, средняя дочь Мари вышла замуж за кузена Д’Отпуля-Фелина, а младшая. Габриель, стала женой маркиза Флери, состоявшего в различных тайных обществах, в частности в Ордене розенкрейцеров.

После того как Элизабет д’Отпуль поссорилась со своими сестрами из-за несправедливого, на ее взгляд, раздела имущества, она отказалась передать им бумаги из семейного архива д’Отпулей. Свой отказ она объясняла тем, что наводить какие-либо справки по этим документам крайне опасно (интересно, почему?): «сначала их надо расшифровать и отделить те, что являются семейным достоянием, от тех, что не имеют к семейству д’Отпулей никакого отношения».[27] Что это могло означать? Д'Отпули, полноправные наследники д'Аниоров, хранили в своем архиве документы, не имевшие отношения к семейным бумагам… Более того, они не имели права распоряжаться этими бумагами по своему усмотрению… Скорее всего, мы никогда не узнаем, каково было содержание этих документов, но одно можно сказать точно: они могли быть компрометирующими. Но для кого, вот в чем вопрос.

В 1870 году история с бумагами из архива д’Отпулей повторилась. Нотариус, хранивший семейный архив д'Отпулей — д’Аниоров, отказался передать документы Пьеру д’Отпулю, наследнику этого знатного рода, под предлогом того, что он не имеет нрава отдать кому-либо столь важные документы, поскольку обратное может иметь тяжелые последствия. Что можно подумать об этой не поддающейся проверке истории? Кто знает, быть может, в тех документах были бумаги Бланки Кастильской, содержавшие сведения о генеалогическом древе, утверждавшем непрерывность меровингского рода. Те самые генеалогические сведения, которые Бланка Кастильская отдала взамен на капитуляцию знатных «сеньоров-еретиков» графства Разе — разве не этим объясняется ее пламенное заступничество за Транкавеля или снисходительное отношение к семейству д’Аниоров? Однако как можно утверждать подобное, если этих документов никто никогда не видел, поскольку нотариус так и не отдал их в распоряжение Пьера д'Отпуля? К тому же в дальнейшем мы увидим, что тезис о непрерывности меровингской династии — чистейший вымысел, если не сказать мошенничество. Так или иначе, все эти недомолвки будоражат воображение многих: череда совпадений, все глубже затягивая исследователя в темный омут этой истории, приводит к некоему открытию аббата Соньера. Действительно, проводя реставрационные работы в своей церкви, аббат что-то обнаружил. В те времена (как и в нынешние) утверждали, что Соньер нашел «сокровище Бланки Кастильской». Но какого рода было это «сокровище»?

Однако в то время, когда Элизабет спорила со своими сестрами по поводу наследства родителей, был еще некто, знавший о существовании и, возможно, содержании таинственных документов. Это был аббат Бигу, кюре Ренн-ле-Шато, служивший в приходе вплоть до Великой французской революции. Будучи племянником священника Ренна, Антуан Бигу, получив духовный сан, в 1776 году сменил своего дядю, став штатным кюре Ренн-ле-Шато. По свидетельству Рене Декадейа, этот человек был «любим и глубоко уважаем своими прихожанами». Обедневшая к тому времени маркиза Мари де Негри д’Абль коротала свои дни в замке Ренна вместе с дочерью Элизабет д'Отпуль. В 1781 году маркиза скончалась. Ее могила на маленьком кладбище позади церкви впоследствии стала предметом пристального изучения, поскольку надпись на ее могильной плите в силу непонятных причин уничтожил аббат Соньер. Зачем? Дело в том, что в эпитафии, начертанной на могильном камне, было множество ошибок, без сомнения, представляющих интерес для любителей криптограмм. Но, как заметил Рене Декадейа в своих произведениях «Ренн и его последние сеньоры» и «Мифология Ренн-ле-Шато», в этих ошибках нет ничего экстраординарного: «В XVIII веке в удаленных от центра деревнях надписи на могилах были редкостью; в большинстве случаев тот, кто умел обращаться с резцом, не понимал того, что гравировал на камне, будучи неграмотным… О том, чтобы сделать новую надпись или, по крайней мере, заменить плиту, не было и речи: такая работа стоила немалых денег, в то время как д’Отпули Ренна, насколько нам известно, были не столь уж и богаты». Тем не менее достоверно известно, что эта странная надгробная плита существовала (Соньер внес эту могилу в опись), но в 1906 году она исчезла стараниями Соньера. Зачем он ввязался в это дело?

После смерти Мари де Негри д’Абль аббат Бигу продолжал заниматься делами семьи. Его дядя-кюре был своего рода доверенным семейства д’Отпулей — почему бы племяннику не продолжить его дело? Именно на этом основании можно утверждать, что аббат Бигу знал о содержании документов этой странной семьи. Но началась революция, а с ней и неприятности: «29 ноября 1791 года декрет Учредительного собрания постановил лишить пенсиона, отстранить от должности или наказать двумя годами тюремного заключения всех священников, подозреваемых в бунте и отказавшихся дать присягу. Чуть ранее, 20 февраля 1791 года, аббат Бигу принял присягу, но он прекрасно подходил под определение непокорного священника, в силу чего, согласно закону от 26 августа 1792 года, аббата должны были депортировать. Поэтому в первые дни сентября 1792 года, следуя примеру большей части священников этого региона, аббат тайно пересек испанскую границу. Антуану Бигу было тогда 73 года. Вместе со многими священниками из своего диоцеза он поселился в Сабаделе, неподалеку от Барселоны, где он тихо ушел из жизни 21 марта 1794 года».[28]