Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой момент наступает после обеда, когда Людмила убирает со стола и все встают, чтобы пойти по своим комнатам. Весь обед я чувствовала на себе пристальный тигриный взгляд Николая, чувствовал в его взгляде задумчивость.
Что бы ни происходило, меня это беспокоит. Теперь я почти уверена в этом.
Словно угадав мой план, Алина хватает Славу и с рекордной скоростью исчезает вверх по лестнице, оставив нас с Николаем наедине в столовой.
— Можем ли мы взять ночной колпак? — спрашиваю я, когда он тоже поворачивается, чтобы уйти. Мой голос ровный, хотя сердце бьется неровно. Это опасно во многих отношениях. Мало того, что я рискую покончить с миром и спокойствием, царившим в моей жизни за последние две недели, так еще и мое огнестрельное ранение почти полностью зажило.
Если Николай все еще заинтересован во мне таким образом, мало что может помешать ему действовать в соответствии с этим желанием.
Он поворачивается ко мне лицом. Его челюсти напряжены, глаза блестят, как древний янтарь. «Ночной колпак? Я думал, ты не сильна в дижестивах, зайчик.
Я сглатываю от сухости в горле. — Я в настроении выпить немного коньяка.
По крайней мере, я мог бы использовать это, чтобы укрепить свою храбрость.
Голос Николая грубеет. "Хорошо. Дай мне минуту." Он исчезает на кухне и появляется с подносом хрустальных графинов, окруженным стаканами. Сегодня вечером Павел должен быть не на службе у сервера, иначе Николай тоже хочет уединения.
Пока он наливает нам по стакану, я снова сажусь, тайком вытирая влажные ладони о юбку вечернего платья. Он сделан из шелкового материала кораллово-персикового оттенка, который, по словам Алины, делает мой цвет лица «золотым и сияющим». Интересно, Николай тоже так думает, или все, что он видит сейчас, когда смотрит на меня, — это воспитателя своего сына.
Что было бы хорошо. Удивительно, правда. Я не хотел бы, чтобы такой опасный человек зациклился на мне, делая всевозможные нервирующие заявления о нитях судьбы и…
— Что ты хотела обсудить, зайчик? Голос Николая снова становится бархатным, когда он опускается на сиденье напротив меня. Помешивая коньяк в своем стакане, он смотрит на меня через край, приспустив крышки. — Я предполагаю, что тебя здесь нет, потому что тебе вдруг захотелось моей компании.
Моя кожа вся краснеет. На самом деле я жажду его компании, как бы неохотно это признавал. После нашей экспедиции по сбору цветов мы мало времени проводили вместе — по крайней мере, наедине. Во время еды Алина и Слава служат буфером, а Людмила и Павел всегда рядом на заднем плане. Даже смена повязки, когда он один раз вошел в мою комнату, прекратилась, как только моя рана заросла и больше не нуждалась в повязке.
Правда в том, что я почти не общался с ним в последние дни, и я скучал по этому. Я скучал по нашим разговорам, по его непоколебимой сосредоточенности на мне… даже по тому, как он заставляет меня чувствовать себя мышкой, с которой играет страшно горячая кошка. Конечно, я не могу позволить ему узнать об этом. Не тогда, когда у меня все еще есть крупица надежды на то, что когда-нибудь моя жизнь вернется в нормальное русло — нормальное, в котором не будет опасных людей, пытающих и убивающих.
Сделав вдох, я бросаюсь прямо в нее. «Почему она была здесь? Кто она?"
Он молчит несколько мгновений, изучая меня своим пристальным взглядом, в то время как коньяк остается нетронутым в его руке. «Она ценная вещь», — наконец говорит он. — Мой брат Валерий прислал ее, когда я объяснил твою ситуацию.
Мое сердце подпрыгивает, во рту пересохло. После моего разговора с Алиной я задался вопросом, может ли это быть правдой, но услышать, что это так прямо подтверждается… С дрожью я тянусь к своему коньяку и делаю глоток, позволяя ему прожечь огненный путь по моему пищеводу. «Что за актив?» — спрашиваю я, когда позывы к кашлю стихают.
«Первоначально правительственный вид. Теперь наша».
Значит, шпионка или какой-то другой оперативник — и далеко не так молода, как я думал, если у нее такое прошлое. Я полагаю, я могу это видеть. Если бы я встретил Машу на улице, я бы никогда не заподозрил ее в каком-то «активе», но, наверное, в этом все дело. Эта игривая, юношеская внешность делает эффективную маску.
Прежде чем я успеваю спросить, какова именно ее роль в моей ситуации, снова заговорил Николай. — Зайчик… — Его тон снова стал смущающе нежным. "Это подтверждается. Брансфорд — твой биологический отец.
Мое сердцебиение учащается еще больше, кожа на руках покрывается мурашками. "Ты имеешь в виду…"
«Маша получила образец ДНК из Брансфорда. Он совпадает с вашим.
Совпадает с моим. Мой желудок тошнотворно скручивает, холод распространяется по всему телу. Я знала, что так и должно быть, с тех пор, как Николай рассказал мне о том, что обнаружил его старший брат, но какая-то часть меня, должно быть, все еще питала крупицу надежды.
Надежда, которая теперь раздавлена и обращена в пыль.
— Почему ты… — я останавливаюсь, чтобы откашляться от хриплого горла. — Почему ты хотел это подтвердить?
Я не хочу думать о том, как эта Маша получила образец Брансфорда или мой. На самом деле, последнее, должно быть, было легко: моя зубная щетка, несколько выбившихся волос на подушке, чашка, из которой я пил… Кандидат в президенты со всей сопровождающей охраной, однако…
— Потому что мне нужно было быть уверенным.
Я моргаю, понимая, что отвлекся от ключевого вопроса. "Но почему? Я имею в виду, не поймите меня неправильно, я благодарен». По крайней мере, я так думаю. Лучше знать, что ты отпрыск убийцы-насильника, или просто сильно подозревать это?
Николай ставит свой стакан, жидкость внутри остается нетронутой. — Я обещал защищать тебя, зайчик.
Холод снова пробегает по мне, мой разум отваживается пойти по пути, по которому я бы хотел, чтобы он не пошел. "Ты сделал это. У тебя есть я. Здесь я в безопасности, не так ли? По крайней мере, из Брансфорда.
Он наклоняется вперед, его большие теплые ладони накрывают мои замерзшие руки. "Ты. И ты будешь в еще большей безопасности, когда он больше не будет для тебя угрозой.
Я смотрю в его гипнотизирующие радужки, эти насыщенные, насыщенно-золотые с зеленоватыми крапинками. — Как это не угроза? Я избегала