Париж. Здесь принимались решения, здесь завершались карьеры, здесь пересекались интересы. С двумястами тысячами жителей – 61098 очагов, согласно переписи 1328 г., – Париж представлял собой нечто вроде демографического монстра, это был одновременно финансовый центр, международный рынок, региональный транзитный порт, интеллектуальная и университетская метрополия, политическая и экономическая столица. Намного обогнав Милан, Флоренцию и Венецию, население которых приближалось к сотне тысяч жителей, Париж стал первым городом Западной Европы».

И вот в эти цветущие земли вступает армия вторжения. Но что она из себя представляла? Обладала ли она способностью осуществлять некую полноценную оккупацию территорий? Фавье отвечает на этот вопрос:

«По сравнению с современными армиями войска, которые собирали для войны английский и французский монархи, были малочисленны. В гасконских войнах Филипп VI редко когда использовал более шести тысяч пехотинцев и четырех тысяч конных воинов. Чтобы для военной кампании во Фландрии – и на всем севере королевства – на три месяца мобилизовать более двадцати тысяч всадников и двух-трех тысяч пехотинцев, понадобилось очень значительное финансовое усилие. Когда король вел переговоры о налоге, без которого армии уже не было, он как раз и добивался средств, необходимых для набора двадцати тысяч солдат на три-четыре месяца. А в разгар конфликта, как перед Пуатье, так и после, ему иногда понадобится до пятидесяти тысяч. Штаты Лангедойля дадут возможность набрать до тридцати тысяч человек на постоянную службу в течение года, а Штаты Лангедока – до десяти тысяч, что в целом составит сорок тысяч человек. Вот чем в лучшем случае король Франции мог располагать во всем королевстве в час величайшей опасности.

Нам эти цифры могут показаться незначительными. Но для современников десять тысяч человек – это было много. Когда перед хронистом проходил отряд в тысячу человек, тот видел настоящую боевую мощь. Поскольку он не мог представить, что такое тридцать тысяч человек в правильном сражении, он писал, что видел тридцать тысяч человек. Он не был недобросовестен. Он просто хотел сказать „много”.

Если наш горизонт сужается, уменьшается и численность войск. Редко когда на поле битвы находилось более десяти тысяч бойцов. Армия при Бувине в 1340 г. и при Креси в 1346 г. была лишь немногим больше. При Пуатье в 1356 г. англичан будет максимум шесть-семь тысяч.

Осады сковывали больше всего боевого состава. Для осады Кале Эдуард III задействует двадцать пять тысяч человек. Но в рейдах по Франции, заурядных операциях Столетней войны порой участвовало менее тысячи воинов».

Итак, военные действия начались в 1337 году, но это совершенно не значит, что они велись непрерывно. Напротив, фактически это были периодические экспедиции на французскую территорию, а также соучастие англичан в конфликтах с королем Франции его вассалов. В этой борьбе англичане, что называется «вели по очкам», но до крупной битвы, в которой встретились бы два монарха, дело долго не доходило. Ее черед настал в 1346 году.

Гибель рыцарства

Началась кампания того года с весеннего наступления французов в Гиени (как они называли Аквитанию). Сына короля Филиппа Иоанн захватил Ангулем. Но в июле Эдуард наносит ответный удар на другом фронте. Он совершенно неожиданно для противников, предполагавших, что он явится защищать свои владения на юге, высаживается в Нормандии и начинает движение на Париж.

Жертвами английского вторжения начинают становиться простые французы, далекие от рыцарских полей чести. Хронист Жан Фруассар, оставивший нам наиболее подробное и обстоятельное описание событий Столетней войны, констатирует:

«У них никогда не было войны, и латников они не видали. И вдруг увидели, что безжалостно убивают людей, жгут и грабят дома, жгут край и изгоняют его жителей.

Большинство богатых бюргеров (в Сен-Ло) схватили и отправили в Англию, дабы взять за них выкуп. Великое множество простого народа сразу же погибло, а многих красивых мещанок и их дочерей изнасиловали, что было весьма прискорбно».

Происходившее было прискорбно и для короля Филиппа, поскольку он оказался совершенно ни морально, ни «военно-технически» не готов оперативно отразить этот удар.

Фавье поясняет: «Окружение Валуа трепетало, опасаясь за судьбу столицы. Никогда, со времен норманнской осады в 885 г., сколько бы ни было вооруженных столкновений с крупными соседними феодалами, с нормандцами, с анжуйцами, с шампанцами, никогда Капетинги не теряли Париж.

Оборонять город было невозможно. Городскую стену, возведенную в конце XII в. Филиппом Августом, содержали кое-как, настолько все считали естественным спокойствие, установившееся в Париже со времен Людовика Святого. За полтора века роста город со всех сторон вышел за ее пределы. В некоторых кварталах стена даже оказалась встроенной в новую городскую структуру. Между Лувром и воротами Сен-Дени – они находились почти в районе современной улицы Этьена Марселя – даже не было видно, чтобы город был укреплен».

Но Эдуард совершает новый неожиданный маневр. Он, не доходя до Парижа, сворачивает на север. Дело в том, что английский король прекрасно понимал – войти-то в столицу Франции он, возможно, сумеет, а вот удержать этот мегаполис с его очень невеликим военным контингентом совершенно невозможно. Гораздо разумней, воспользовавшись растерянностью врага, захватить важнейший порт – Кале. Он станет базой на континенте для последующих вторжений.

Но французский король все понял иначе. Решив, что враг убоялся прямого столкновения с его блестящим рыцарством, он устремляется в погоню. Под местечком Креси Филипп догнал Эдуарда. Это было 26 августа 1346 года – воистину историческая дата. Фруассар так описывает происшедшее:

«Англичане, которые были распределены по 3 полкам и сидели на земле, при виде своих врагов бесстрашно поднялись и выстроились в соответствии со своими рангами. Люди принца сделали это первыми, и его лучники были выстроены в виде решетки или бороны, а латники находились позади. Графы Нортхэмптон и Аруднел, которые командовали вторым полком, расставили войска на своем фланге в хорошем порядке, чтобы, если возникнет необходимость, помочь и поддержать принца.

Вы должны знать, что эти короли, графы, бароны и сеньоры Франции, наступали не в правильном порядке, но один за другим, и таким путем, каким им хотелось. Как только король Франции оказался в виду англичан, его кровь начала закипать, и он крикнул своим маршалам: «Прикажите генуэзцам идти вперед, во имя Бога и Сен-Дени». Там было около 15 тысяч генуэзских арбалетчиков, но они были совершенно измотаны, после того как прошли пешком 6 лье в полном вооружении и со своими арбалетами. Они говорили коннетаблю, что находятся в не лучшем состоянии, чтобы в этот день совершать в бою великие дела. Выслушав это, граф Алансонский сказал: «Вот что происходит, когда нанимают таких негодяев, которые пропадают, когда в них возникает нужда». В это время пошел сильный дождь, сопровождаемый громом и очень ужасным солнечным затмением, а перед этим дождем в воздухе с громкими криками парила огромная стая воронов. Вскоре погода разгулялась, и очень ярко