Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зоя Теплова уже допивала свой кофе, когда сквозь прозрачную стеклянную стенку увидела в холле клиники Полину. У которой несколько лет тому назад, еще в России, Рифкат Алимханов за тысячу долларов купил фамилию «Коган».
Вопреки категорическому запрету пользоваться в стенах клиники мобильными телефонами, о чем повсюду гласили небольшие плакатики со схематичным изображением мобильного телефона, перечеркнутого жирным красным крестом, Полина разговаривала по такому телефону, трусливо, неловко и глуповато прикрывая его плечом и плоским пластиковым пакетом магазина «Lidl».
Зою совершенно не привлекала сейчас встреча с этой несимпатичной ей женщиной, и поэтому она не торопилась расплачиваться с официанткой. Даже подумывала — а не заказать ли еще что-нибудь, чтобы хоть как-то протянуть время и не сталкиваться с Полиной.
Не прекращая телефонную болтовню, Полина так же трусливо огляделась вокруг — не видит ли кто-нибудь ее, нарушающую запрещение администрации клиники, — и сквозь прозрачную стену кафе узрела Зою Теплову, сидящую за столиком. Она быстро закончила разговор, спрятала телефон и направилась к Зое.
Подошла, поздоровалась и постаралась вежливо улыбнуться. Тут же став пугающе похожа на артиста Мартинсона в гриме продавца пиявок Дуремара из старого фильма «Золотой ключик».
От Рафика Зоя знала, что фрау Полине Коган всего шестьдесят один год, но еще неделю назад Кирилл сказал на ухо почти семидесятилетней Зое, что внешне Полина запросто могла бы сойти за Зоину бабушку…
«Чур меня, чур от такой бабушки!» — шепнула ему тогда Зоя, но комплимент оценила и благодарно поцеловала Кирилла Петровича в нос.
— Слушайте!.. Можно к вам присесть? — спросила Полина.
— Да, пожалуйста, — ответила Зоя.
Подошла официантка, положила перед Зоей тарелочку со счетом.
— Момент… — сказала ей Зоя и спросила у Полины: — Вы что-нибудь закажете? Кофе, чай…
— Я знаю? А вы шо пили?
— Я пила кофе.
— И сколько это стоит?
— Понятия не имею. Но здесь это вполовину дешевле, чем в любом другом кафе. Сейчас посмотрим…
Официантка попросила у Зои разрешения подойти позже.
— Да, да! Конечно… — Зоя посмотрела на свой счет, сказала Полине: — Евро семьдесят центов.
— Ой! Вообще-то я с кофе так плохо сплю…
— До сна еще целый день, — заметила Зоя Теплова и почувствовала, что в ней поднимается мутная волна ненависти к этой женщине.
— А чай?
— Немногим меньше. Евро полтора.
— С ума сойти! За полтора евро я в «Альди» могу целую пачку купить!
— Я заплачу за вас, — холодно проговорила Зоя. — Что вы хотели мне сказать?
— Тогда лучше кофе.
— Это понятно. — Зоя заказала проходящей мимо официантке еще одну чашку кофе и спросила у Полины: — Вы, наверное, хотели поговорить со мной о вашем муже?
— Ой! Я вас умоляю! Какой он мне муж?! Сосед. У нас даже холодильники разные. Это уже я потребовала! Кстати! Вы — еврейка?
— Нет. Кстати, я русская.
— То-то я не вижу вас в синагоге. Муж — еврей, да?
— Муж тоже русский.
— Шо вы говорите?! Как же вы здесь оказались?
— Долгая история.
Официантка подала Полине кофе и молоко. Сахар уже был на столе.
— Сколько здесь можно брать сахара? — спросила Полина.
— Сколько угодно. Вы что-то хотели сказать о Рафике.
— Да! Так вот… Причем, если говорить откровенно, то свой холодильник я получила из социала за бесплатно, а он таки купил себе за собственный счет! Он же до последнего работал на Севере, а там, знаете, сколько платят?! Сумасшедшие деньги!
— А сколько там работают, вы знаете? — еле выговорила Зоя. — И в каких жутких условиях? Полгода — день, полгода — ночь!
Зоя никогда не бывала на Севере, но ей нужно было хоть как-то противостоять этой гнусной бабе! И письма капитана Татаринова из советско-классических «Двух капитанов» вдруг явственно всплыли из памяти ее детства.
Она даже вспомнила одну поразившую ее фразу из этой книги. О человеке, который шел, шел, шел через ледяные поля тундры и замерзшего океана. Пришел к людям и умер. Там было написано: «…он истратил слишком много сил для того, чтобы избежать смерти, и на жизнь уже ничего не осталось». Кажется, так. Или приблизительно так…
И подумала Зоя о том, что если в отделении онкологии, в их палате, не дай бог, и произойдет нечто ужасное, то фраза, когда-то написанная Кавериным, вполне придется впору и Рафику Алимханову, и ее родному Кирюше Теплову…
— Так что вы от меня-то хотели?
— Слушайте! Вы ж здесь давно живете… Вы ж интеллигентная женщина… Я совершенно замучалась! Вы знаете, сколько стоит здесь адвокат? Это же просто кошмар! А нотариус?! Умереть-уснуть!
— От меня-то вы что хотите, Полина? — нервно спросила Зоя.
— Может быть, достаточно, чтобы его подпись заверила больница и все?
— Какую еще подпись?!! — Зоя даже задохнулась от испуга и ярости.
Ей показалось, будто она вдруг догадалась — что произойдет дальше. Что еще скажет Полина. И не ошиблась.
Из пластикового пакета продуктового магазина «Lidl» Полина быстро достала тоненькую папочку с двумя листами бумаги.
— Вот! — она протянула Зое эти странички. — Я тут за него все уже написала, а доченька моей подруги с Мелитополя совершенно бесплатно отпечатала мне на этом… Ну, как его? На компьютере. Ему осталось только подписать. А больница пусть заверит. Шо ей стоит?
— Что это? — еле сдерживая себя, тихо спросила Зоя.
Полина пожала плечами, попила немножко кофе, держа чашку в руке с изящно отставленным мизинцем, и сказала, глядя в глаза Зое Тепловой:
— Ой, я вас умоляю! А то вы не понимаете, шо это такое! Вы же абсолютно в том же положении, что и я…
— Я вас спрашиваю, что это? — звенящим шепотом переспросила Зоя.
— Как «шо это»?! — поразилась Полина. — Ну, завещание это! Завещание!
— Чье?!
Зое показалось, что все кафе медленно сдвинулось с места и вокруг нее поплыли столики, стулья, угловые диванчики, буфетная стойка, больные, здоровые, сотрудники клиники, родственники больных…
Их движение вокруг потрясенной Зои все ускорялось и ускорялось…
— Как «чье»? Ну, Рафика, конечно! У него же какие-то деньги, наверное, есть на счете. Вещи. Которые можно будет еще как-то… — Полина попыталась найти слово «покультурнее» и сказала: — Реализовать. Я знаю? В конце концов, тот же холодильник. Зачем мне одной — два холодильника?
— Но Рафик ведь еще жив, — очень жестко произнесла Зоя Теплова.