– Я живой! – поспешил успокоить он батюшку. – Только разъединенный.

Пока Хантер рассказывал его величеству о причинах столь интересного состояния его дражайшего наследника, я удостоилась изучающего взгляда министра, причем, как выяснилось, не абы какого, а внутренней имперской безопасности.

Создалось ощущение, что меня осмотрели, как лежалый пучок петрушки, что торговка отдает за бесценок, а покупатель, слушая уговоры, прикидывает, нужен ли ему вообще этот жухлый веник.

Результат визуальной инспекции вельможе не понравился. Его тонкие губы изогнулись, в чуть прищуренных глазах отразилось презрение.

Я же исподволь тоже изучала министра (на грозного монарха смотреть не хотелось вовсе: слишком сильная аура безжалостной власти давила могильной плитой). Сиятельный министр был из тех, в ком за целую милю можно было угадать настоящего вельможу: невозмутимый, надменный, с огненно-рыжей шевелюрой, заплетенной в длиннющую косу. Острое ухо украшало сразу несколько сережек. Его глаза сверлили проницательным взглядом, лицо носило отпечаток властности, а руки отличало изящество, какое не встретишь и у некоторых барышень. И в то же время бугры вен, чуть утолщенные артистические пальцы, удлиненная ладонь с характерными мозолями, что выдают завсегдатая фехтовальной залы, не давали перепутать эти руки с женскими. А их природную красоту подчеркивало полное отсутствие украшений. Лишь плетеный кожаный шнурок на запястье.

То же самое сквозило и во всем облике лорда Тейрина – природная красота, которую огранка только бы испортила. Добавить к образу еще и ум (не усидит дурак долго в кресле министра) и состояние, что у первых лиц империи исчисляется мешками полновесного золота.

Красивый, умный, богатый. В общем – пренеприятнейший тип, которому судьба дала многое, а оттого, наверняка, и развратила.

– Значит, душа моего сына пока остается в теле этой леди и переместить его в другую… кхм… оболочку пока нельзя… – протянул задумчиво монарх.

– Да, ваше величество, – подтвердил Хантер. – Верховный магистр опасается, что при таком перемещении высока вероятность ухода за грань, ведь в определенный момент у принца не окажется якоря.

– Печально, – я удостоилась на этот раз тяжелого монаршего внимания. – Тогда хотя бы постарайтесь не допустить утечки информации о ее происхождении. И обеспечьте носительнице полную безопасность.

Муженек, и так прекрасно понимавший, что нужно делать, проглотил этот укор безмолвно. Не иначе руководствовался тактикой: умный, что выглядит молчаливым исполнительным дураком, но при этом действует на опережение, всегда будет в императорской милости.

Но тут подал голос министр:

– Простите, ваше величество, но я думаю, что секретность будет нам только мешать.

– О чем это вы, лорд Тейрин? – нахмурился Аврил.

– О том, что у нас есть прекрасная возможность раскрыть заговор и раздавить революционеров, – тонко улыбнулся советник. – Едва двор узнает, что эта леди Элмер – носительница души кронпринца, к ней пожалуют гости, так жаждущие смены власти.

По взгляду, брошенному Тейрином во время этой речи на моего супружника, я поняла: между этими двумя уже много лет не угасает обоюдная вражда. Хантер, сразу понявший, куда клонит рыжий хитрец, возразил:

– Ваше величество, использовать носителя как приманку, рискуя жизнью принца Микаэля… по меньшей мере неосмотрительно. Да и к тому же такая показная огласка сродни сыру, выставленному на всеобщее обозрение в мышеловке.

Я уже печенкой чуяла, что решит монарх: как только его высочество окажется в своем теле – быть мне мишенью. А тут еще вмешался, будь он неладен, привиденистый наследник:

– Отец, я думаю, лорд Тейрин прав. Ждать очередной диверсии неразумно и недальновидно, а едва я окажусь в своем теле – заговорщики первые же об этом и узнают. Так что я готов рискнуть. А лорд Элмер обеспечит мою безопасность, – припечатал он.

Я же изображала табуретку: молчала, старалась, чтобы ноги нечаянно не подломились от тяжести свалившегося на мою голову «счастья», и костерила про себя того плотника, который додумался вытащить меня в качестве чурбака из родного леса.

Император молча побарабанил пальцами по подлокотнику и наконец выдал:

– Это дело уже касается безопасности не только императорской семьи, но и всей державы. Поэтому, лорд Тейрин, лорд Эмлер, вы должны объединить усилия.

Оба сиятельных вежливо поклонились друг другу, подчиняясь воле монарха, но при этом выглядели так, словно только что отобедали сырыми садовыми слизнями.

– На этом все, – веско заключил Аврил. – Идите. Я жду результатов. – А потом, под конец, когда Микаэль начал исчезать, едва слышно, в сторону, добавил: – И сберегите моего сына.

Только выходя из зала, я поняла весь смысл девиза рода Эронов: «Долг превыше всего». Император должен думать не о себе, но о своих подданных и своей державе. Ставить безопасность страны выше благополучия семьи. Слава двуединому, что в моей жизни нет такого выбора, а все гораздо проще: цель – вижу, в себя – верю.

Мы втроем спускались по парадной лестнице. Сиятельные обменивались ничего не значащими фразами, причем явно не на всеобщем. Наличие шипящих звуков в их разговоре больше всего мне напоминало переругивания двух змей. Хотя со стороны, если заткнуть уши, могло показаться, что ведется весьма милая беседа: у обоих губы чуть искривлены в приветливой улыбке, ни морщинки на челе, открытые, ясные взгляды.

– …И все же я настаиваю, лорд Элмер, чтобы леди Тэссла на эти несколько дней перешла под мою опеку. Мне подчиняется более дюжины ведомств, начиная от пограничного контроля и департамента человеческих миграций до отдела полиции и секретной службы. В вашей же юрисдикции всего лишь императорский дворец и династия Эронов.

Столько официоза в одной речи. У меня аж зубы свело. У нас на юге говорили гораздо проще: «Мои яйца крепче». Причем однажды так выразилась даже леди Изольда, подстрелив кочевника, вздумавшего умыкнуть Кайлу и уже закинувшего ее на полном скаку в седло.

Хантер набрал побольше воздуха в грудь, не иначе намереваясь ответить столь же прочувственной и высокохудожественной речью, что по образности выражений могла сравниться лишь с таблицей случайных чисел. Поперхнулся. Потом закашлялся и, схватив меня за локоть, с тихим шипением выдохнул:

– Уходим. Быстро.

Не успели. Нас обнаружила полная невысокая дама, лучащаяся радостью так, что при ее приближении мы вполне могли и ослепнуть. Презрев правила этикета, она крикнула через всю парадную лестницу:

– Хант, дорогой! Как я рада тебя видеть!

– Не успели, – обреченно вздохнул сиятельный. – Заметила.

Рыжий искренне улыбнулся (а ведь известно, что самая искренняя улыбка – злорадная) и похлопал моего муженька по плечу.

– Кто это? – успела спросить я, краем глаза наблюдая за стремительным приближением этой круглой (во всех смыслах слова) оптимистки.