нужды и без малейшей заботы об общем стиле. Характер составленной на них литературы удивил разномастностью – тут были и Платон, и «Капитал» Маркса, и собрание сочинений Толстого с растрёпанными корешками, и какие-то современные псевдоинтеллектуальные cочинения невысокого пошиба («Когда погибнет Америка», «Мировой маяк – Россия», «Тайна дома Романовых», и т.д.). Когда я вошёл, Саша встал из-за ноутбука и с таким грохотом, словно с боем отбирал его у супостата, вытащил из заваленного книгами угла стул с вытертой изжелта-серой обивкой.

– Вот, садитесь, – бросил он. И тут же придвинул ко мне компьютер: – Выберете заодно фотки для репа нашего.

Я указал на несколько снимков, подходивших к статье.

– Ну, как вам наша больница? – скопировав на флэшку файлы, обернулся ко мне молодой человек. – Понравилась?

– Да как-то странно всё там, – откровенно ответил я, осторожно опускаясь на стул. – И ремонт затянувшийся, и рентгеновский этот аппарат, стоящий без дела…

– И дальше будет стоять! – убеждённо пообещал Саша. – Аппарат‑то купили, а кабинет под него оборудовать забыли. И специалиста нет. А люди как ездили на рентген за пятнадцать километров в Немчиновскую поликлинику, так и ездят.

– Зачем же его купили?

– А вы не догадываетесь? Всё очень просто, есть такое слово – откат. Писали об этой истории в интернете: компания получила из бюджета четыре миллиона рублей, а реальная стоимость оборудования – около двух. Вот разницу чиновники с бизнесменами и поделили.

– Да уж…

– Ну, зато можно журналюгам и приезжему начальству рапортовать с гордым видом о модернизации и инновациях, – ехидно заметил Саша. – Вы‑то что напишите обо всём этом? – вдруг с вызовом поинтересовался он. – Правду, или как вон – Милинкевич наш?

– Постараюсь описать всё, как есть, – сдержанно ответил я.

– Что ж, попробуйте… Только кто же вам даст… – безнадёжно махнул рукой Саша. – Вы «Терпиловку» нашу не читали? Стопоров сразу же вашу статью зарубит, если там не будет восхвалений наших бонз.

– Жестоко ты… – улыбнулся я.

– А что жестоко, если правда, – нахмурился молодой человек. – Газета эта – бульварный листок, брехня там всё от первого до последнего слова.

– Если всё так плохо, то что ты там работаешь?

– Ну во‑первых, это всё‑таки опыт. Я в будущем обязательно журналистом стану, но только настоящим, а не как эти, – он мотнул головой на сторону. –Хлебал я в рот такой компот! Во‑вторых же и тут можно что‑то делать. Конечно, серьёзные материалы у нас не проходят, но мелкие – случается, пропускают. Кого‑то бюрократ заедает, у кого‑то водопровод прорвало и не чинят, у кого‑то ребёнка в детский сад не берут. Так что бывает, помогаю людям.

– Так ты альтруист? – улыбнулся я.

– Да нет… Я думаю, что вообще, настоящего альтруизма не бывает.

– А зачем тогда ты…

– Вы знаете, у Чернышевского, ну у автора «Что делать?» была теория разумного эгоизма. Он считал, что все люди – эгоисты и преследуют свою выгоду, но не все понимают, что их выгода в общественном благе. Например, обычный эгоист возьмёт у вас в долг и не отдаст, а разумный отдаст – ведь в ином случае вы ему больше не одолжите. Понимаете, к чему я веду? Я, конечно, в широком смысле в эту теорию не верю, – он нетерпеливо дёрнул рукой, как бы отталкивая что-то от себя, – но всё-таки действую из рациональных соображений. Ведь свобода, справедливость – это общественные блага, верно? Ну вот… Это как-то…не знаю…на физиологическом, что ли, уровне ощущается.

– А зачем тебе «Терпиловка»? Можешь же блог какой-нибудь вести… В конце концов, у газеты тираж сколько там…тысяч двадцать, а в блогах и по миллиону подписчиков бывает.

– Может и начну вести, – уверенно кивнул Саша. – Думал уже об этом. Но чтобы к людям выйти, надо знать, что сказать им, а быть одним из этих долбанутых дилетантов, вроде всяких Соболевых и иже с ним я не хочу. Практики в газете наберусь, освою ремесло, а там – посмотрим. Пока же суть да дело – учусь вот, – он выразительно провёл рукой кругом.

– Да, много у тебя книг, – согласился я. – Неужели все читал?

– Читал, конечно! – обиделся Саша. – Что-то запомнилось, что-то не стоило времени потраченного, как вот это, – он презрительно кивнул на томик с изображённым на обложке репиновским Иваном Грозным, скорбящем об убитом сыне. «Особенности национального пиара», – значилось в заголовке. – Но читать в любом случае надо. Будущее не простит нам, если мы неучами в него войдём.

– Кому это – нам?

– Нам, ну… новым людям.

– Новым людям? – улыбнулся я.

– Да! – выпрямился он. – Человечество стоит на пороге кардинальных перемен. Сегодня нужны новые взгляды, новые люди и, главное, новые идеи!

– И что же, есть у тебя эта идея? Это не то, что Борис говорил давеча? Что-то о коммунизме…

Саша нервно сжал губы.

– Да ты не говори, если не хочешь, – улыбнулся я.

– Да что не говорить, – вдруг осмелел Саша. – Чего скрывать? Называется – ультракоммунизм, – твёрдо глянул он мне в глаза. – Суть в том, что… Да вы слушать-то захотите?

– С удовольствием послушаю. А почему коммунизм у тебя именно «ультра»?

– Ультра – значит – «сверх». Короче, новый этап, новый исторический слой в развитии идеи. Тот, старый, замаран двадцатым веком. Не победами и не Павкой Корчагиным, а болтунами, насильниками и дураками. И задача ультракоммунистов – исправить старые ошибки, проложить новую дорогу взамен той, ушедшей под откос.

– Но почему коммунизм, а не что-то новое?

– А зачем же новое строить, когда старое отремонтировать можно? Кстати, тоже один из моих принципов. Безотходное, так сказать производство. Да и потом слабы мы, чтобы новое сочинять. А коммунизм между тем – продукт векового развития общества, он вырос из немецкой классической философии, которая, в свою очередь, черпала из Геродота, Сократа… Весь опыт человечества в нём! Это, как я называю, естественная идея, то есть исходящая из самой мякотки, самой сути человеческой натуры.

– А идеи бывают неестественные? – поинтересовался я.

– Бывают! Любую секту возьмите, – с нетерпеливой досадой отвёл Саша. – И для естественной идеи логично обновляться время от времени. Вот посмотрите, сколько раз христианство перезагружали! Вся реформация оттуда – Мартин Лютер, Кальвин, Цвингли, и у нас – ну хоть те же обновленцы. Да и староверы при Петре, отвергнутые государством, тоже в своём роде стремились к переосмыслению, очищению религии. Почему бы и коммунизму не переродиться, раз в нём есть потребность?

– А она есть?

– Не только есть, коммунизм – неизбежность ближайшего будущего! Если хотите, расскажу.

– Пожалуй…

– Только философии и истории до хрена будет. Вы разберётесь? – с сомнением покосился он на меня.

– Попробую.

– Ну всё