Жанна не очень хорошо понимала, как ей вести себя в подобной ситуации, и совершенно не знала, что ей нужно (и нужно ли) говорить. Но, несмотря на это, она набрала в легкие побольше воздуха и уже открыла было рот для произнесения какой-нибудь резкой импровизации, как вдруг заговорил Альберт. Заговорил в первый раз с момента появления Марка:

– Ты ошибаешься, Марк.

– Что?.. Ошибаюсь в чем?

– Ты ошибаешься, утверждая, будто бы присутствие твоих… наших друзей помешает мне избежать поединка. Я не буду драться с тобой.

– То есть как? – Марк не был готов к такому развитию событий. Он вообще не очень был готов к церемониальной части дуэльного процесса. – То есть ты готов признать себя трусом?! При всех? При Жанне?

Альберт пожал плечами:

– Не уверен, что мой отказ сделает меня трусом. Ты явно намного сильнее меня, и все об этом знают. Все знают, кто будет победителем в случае, если этот поединок состоится. При нашей разнице в силе, опыте, мастерстве и даже росте, с таким же успехом ты можешь нанести мне укол, дождавшись, пока я лягу спать. Или просто уколоть меня в спину. Так что кто из нас трус – еще вопрос.

Марка и Альберта разделяло около четырех метров и еще стол. Жанна отреагировала первой. Она вскочила с места и оттолкнула Альберта как раз в тот момент, когда глаза Марка налились кровью. Остальные фехтовальщики бросились к Марку как раз тогда, когда он сжал кулаки. Ближе всех к эпицентру взрыва оказался здоровяк Пьер. Он успел ухватить Марка за край одежды, когда тот с глухим ревом рванулся вперед в попытке просто сбить с ног и затоптать своего врага. Пожалуй, это было бы разрушительнее укола шпагой. Напряженная обстановка мгновенно разрядилась грохотом молниеносных событий. Падая в сторону Альберта, Марк задел кулаком стол, который с треском разлетелся на две половины. Несколько человек одновременно схватили Марка, кто-то прикрыл Жанну, отовсюду неслись обрывки проклятий вперемешку с криками, поспешными советами и призывами к спокойствию. Придавленный на секунду к полу, Марк сумел встать и на какой-то миг разорвать объятия друзей. Но вдруг сам же и остановился, замерев посередине зала с разведенными в стороны могучими руками.

– Этого достаточно, – сдерживая гнев, сказал он. – Я все равно не собирался убивать тебя на нашем поединке. Мне бы вполне хватило весело погонять тебя по поляне, обнажив все твое ничтожество: трусость, жалкую доморощенную хитрость, бездарность… Ну а в конце я всего лишь проткнул бы тебе, допустим, ногу. Так, просто на память. А сейчас все само собой получилось. Только ногу я тебе не проткнул. Зато свое ничтожество ты продемонстрировал сам и, что очень важно, прилюдно. Надеюсь, теперь у нас никто не подаст тебе руки. Кроме, конечно, Жанны, – Марк бросил на нее выразительный взгляд, попытавшись изобразить сожаление.

– Марк, теперь просто уходи, – откликнулась Жанна.

– Сейчас. Рагно, за стол я заплатить не смогу, ты знаешь, но зато я починю его тебе. Будет даже лучше прежнего. Только завтра. Завтра…

Марк направился к выходу. Казалось, к концу своего монолога он уже вполне овладел собой и теперь, как ни в чем не бывало, махнув всем рукой, удалился, даже не хлопнув дверью. Жанна в первый раз посмотрела на Альберта:

– Пойдем и мы, Альберт. Тем более что стол наш сломан, а круассаны с пола я не ем.

Уже выйдя на улицу и оставив далеко позади кафе Рагно, Жанна неожиданно весело улыбнулась:

– А знаешь, это было забавно! Я в первый раз видела, чтобы кто-то так бравировал своей слабостью! Жаль, конечно, что ты не боец: мог бы получиться прекрасный поединок – с криками, кровью и настоящим фехтованием. Двое мужчин, покрытые потом и пылью, а я подглядываю из кустов, затем один из них (все равно кто) падает, пронзенный насквозь, и я зажимаю его раны батистовым платком… Это было бы то самое фехтование, о котором рассказывает дядя. Ах, Альберт, и это была бы первая дуэль из-за меня!

* * *

Завтрак плавно перерос в ланч, затем в обед, а Филипп Дижон все так же сидел со своим братом в ресторане «Пятый угол» и говорил. Несмотря на профессию, он не так уж часто говорил об истории своего искусства. Брату, по большей части, это было не интересно, ученики приходили к нему, чтобы заниматься практикой, а с лекциями Филипп никогда не выступал.

А между тем история фехтования представлялась ему самому интереснейшим, бурным романом, который он продолжал читать вот уже лет тридцать, а то и все сорок. Он читал этот роман урывками, отыскивая интересующие его фрагменты в старинных трактатах, учебниках истории, сборниках древнего эпоса. Иногда, одолев несколько книг, он получал в награду всего пару небольших абзацев, имеющих отношение к его роману, иногда в него попадали целые страницы, иногда – вообще ничего.

Спустя лет десять после начала этой работы отрывочные сведения по истории фехтования, наполнившие тетради Филиппа, начали складываться в общую картину, начали приобретать долгожданные взаимосвязи, образуя, наконец, вполне связную историю. Историю, которую до этого не писал еще никто.

Маэстро Дижон продолжал заносить свои находки – упоминания, строки, абзацы, цитаты, собственные мысли – в особые тетради. Как правило, это происходило в тиши кабинета или прямо здесь, за столиком в «Пятом угле». Работу свою он никому не показывал, завершать ее не спешил, но за тридцать или более того лет его роман разросся до размеров весьма объемного тома и нескольких сотен карточек, исписанных убористым почерком, которые в относительном беспорядке хранились в специальной коробочке. Ходили слухи, что он пишет учебник фехтования. Маэстро об этих слухах знал и не опровергал их. В конце концов, описание истории битв, оружия, биографии мастеров – чем не учебник?

Сегодня он рассказывал свою историю в первый раз. По крайне мере так подробно и последовательно – точно в первый.

– Знаешь, брат, мой труд не завершен…

– Конечно! Он и не может быть завершен при таком легкомысленном подходе к работе. Все эти обрывки рукописей, разрозненные тетради, карточки какие-то, бессистемно сваленные в кучу в твоем кабинете, страницы, варварски выдранные из книжек, твои ужасные рисунки…

– Да, да, я все знаю. Я бы и сам порой хотел быть аккуратным щелкопером вроде тебя, но не могу. Не получается. Но зато в голове у меня полный порядок! Ты просишь рассказать тебе все… Ты знаешь, я даже рад этому. Это ведь у нас первый раз так. Хотя будет непросто! И не быстро… Андре! – крикнул Филипп командным голосом, как бы пришпоривая самого себя, – принеси-ка нам «Шатонёф-дю-Пап»[9], того самого, что пили кардиналы во время избрания этого папы, как черт его… Ну ты знаешь!

– Иоанна XXII, – весело отозвался официант. – Это вино подавали кардиналам, запертым в Лионском соборе, до тех пор, пока они не избрали его!

– Да, так вот… Как ты знаешь, первым учителем фехтования был сам дьявол. Это он научил Каина той имброкатте, от которой и погиб фехтовальщик Авель.