прогрессивным параличом, — приостановлено. В ходе процесса было проведено 818 открытых судебных заседаний и 131 заседание в судейской комнате; трибунал принял 4356 документальных доказательств и 1194 свидетельских показания (из которых 419 были заслушаны непосредственно трибуналом). Подсудимым была обеспечена возможность защищаться на суде, представлять доказательства, участвовать в допросах, каждый из них имел 3–4 адвокатов. Виновность всех подсудимых полностью подтвердилась. После совещания, длившегося более 6 месяцев, трибунал 4 ноября 1948 приступил к оглашению приговора (1214 страниц). Трибунал приговорил к смертной казни через повешение Тодзио, Итагаки, Хирота, Мацуи, Доихара, Кимура и Муто; Того — к 20 и Сигэмицу — к 7 годам лишения свободы; остальных 16 подсудимых — к пожизненному заключению. Приговор над осуждёнными к смертной казни был приведён в исполнение в ночь на 23 декабря 1948 в Токио. (Лит.: Рагинский М. Ю., Розенблит С. Я., Международный процесс главных японских военных преступников, М. — Л., 1950). Именно в ходе Токийского процесса были выдвинуты обвинения в тяжких наркопреступлениях. Далее — цитаты из документальной книги «Суд в Токио» (Военное издательство министерства обороны СССР, Москва -1978). Авторы: Л.Н.Смирнов, Е.Б.Зайцев. Л.Н. Смирнов на момент написания книги был Председателем Верховного суда СССР, в Токийском процессе участвовал в качестве заместителя советского обвинителя. «Именно Кэндзи Доихара пришла дьявольская мысль использовать наркотики как оружие агрессии для покорения других народов, и притом бескровного покорения. И это «оружие» агрессии было успешно применено для покорения сперва Маньчжурии, а затем Северного, Центрального и Южного Китая. Наркотизация основных районов Китая была подобна войне, но войне особого рода. Это своеобразная война беззвучно развёртывалась в мертвящей тишине опиумных и героиновых притонов, густой сетью покрывшей города и сёла. Её жертвы не кричали и не стонали, они не проливали кровьл, не пугали и не возмущали воображение окружающих страшным видом своих ран. Они умирали тихо и постепенно, и не на поле брани, а прямо в собственных домах. Умирали духовно за много лет до фактической смерти. А главное, эти живые трупы, лишённые воли — основного качества, необходимого воину на поле сражения, не были опасны как потенциальные солдаты противника. В этой страшной войне не было ни разрушенных городов, ни сожжённых деревень. И что весьма важно, агрессор, добиваясь своей цели, не нёс военных расходов, наоборот, он получал огромные доходы. Помимо всего, созданная японцами густая сеть притонов являлась благодатной почвой для возникновения другой сети — разветвлённого шпионажа. Да, тихая война целиком отвечала девизу старого разведчика Доихара: лучшее из лучшего есть разгром и подчинение противника без единого сражения! На трибуне судья Сян. Он гневно произносит свою вступительную речь:

— Использование опиума и других наркотиков японскими лидерами — часть плана покорения Китая. Это было оружие, подготавливающее агрессию в Китае и помогающее ей. Это было нарушением обязательств, которые Япония взяла на себя, подписав международную конвенцию, относящуюся к борьбе с наркотиками. Мы докажем, что во всех районах в авангарде японской вооружённой агрессии шли японские агенты, как военные, так и гражданские, которые проводили незаконную торговлю опиумом и другими наркотиками в огромных масштабах. Торговля шла во всех районах Китая. Эти агенты ввели производство героина, морфия и других производных опиума там, где раньше их не знали. Короче говоря, доказательства покажут, чтоторговля опиумом и другими наркотиками финансировалась японцами в двух целях: подорвать выносливость китайского народа и его волю к сопротивлению, получить основные доходы для финансирования японской военной и экономической агрессии. И всё это действительно было показано и доказано обвинителем. Вот капитан Сандусский цитирует ноту США Японии от 1 июня 1939 года, обвиняющую агрессора в наркотизации тех районов Китая, которые находились под контролем японских войск, а следовательно, и в грубом нарушении международной конвенции по борьбе с наркотиками, которую в числе других государств в 1931 году подписала и Япония… А вот официальный доклад, выпущенный министерством внутренних дел Маньчжоу-го, согласно которому на 30 миллионов жителей более 9 миллионов (около одной трети всего населения!) являлись постоянными опиокурильщиками, причём 69 процентов всех наркомианов (свыше 6 миллионов человек!) были людьми моложе тридцати лет. Так агрессоры пытались морально и физически разложить нацию, её цвет и надежду, дабы свести к нулю способность к сопротивлению. Зато касса правительства ПУ И и касса японского казначейства, как свидетельствует тот же доклад, каждый год пополнялась на 500 миллионов долларов. Сандусский доказывает, что всё это результат планомерной политики японского правительсва. Так, согласно решению кабинета министров от 11 апреля 1933 года, был санкционирован свободный перевоз опиума-сырца из Кореи, тоже являвшейся японской колонией, в Маньчжурию: правительству ПУ И не хватало сырья для производства наркотиков… На стол суда ложится ещё один документ от 12 июня 1937 года. Это доклад комиссии Лиги Наций, призванной бороться с распространением наркотиков. Комиссия констатирует, что в районах, находящихся под властью национального правительства Китая, значительно улучшилась борьба с наркоманией, а затем указывает: «когда мы попадаем в провинции, которые находятся под контролем или влиянием японцев, мы находим совершенно другое положение вещей. В трёх северных провинциях (в Маньчжурии) площади, предназначенные для посевов мака, увеличились на 17 процентов, если сравнить с 1936 годом. Так выглядела политика наркотизации Маньчжурии. Вот отрывки из доклада атташе американского казначейства в Шанхае о поездке в Фучжоу: «Проходя по этим переулкам, вы увидите опиокурильни на каждом шагу. Вот ещё одно, довольно своеобразное, объявление: Лучший персидский опиум, подготовлен специалистом. Цена — десять центов за 1/10 таэля. Обслуживают красивые официантки. Во всех этих опиокурильных помимо опиума продают морфий и героин». Эти данные пополняет в своей докладной от 11 марта 1940 года американский генеральный консул в Кантоне: «В городе имеется 329 разрешённых опиокурилен и, возможно, 2100–2200 тайных. Ясно, что продажа опиума контролируется, а употребление его поощряется отделением специальной службы японской армии… можно с уверенностью сказать, что продажа наркотиков будет продолжаться и поддерживаться как наилучший имеющийся в распоряжении источник лёгкого и беспрерывного притока фондов в казну армии». Организационная структура, созданная для наркотизации Китая, непрерывно совершенствовалась… Обвинение заканчивает предъявление документов, подтверждающих политику наркотизации, и эти немые свидетели уступают своё место свидетелям живым. Вот показания Ку Ю-сана: «Я был управляющим двумя опиумными притонами в Пекине с мая 1944 года до января 1945 года. Насколько я знаю, в Пекине во время японской оккупации было 247 опиумных притонов, 23 тысячи зарегистрированных и легализованных наркоманов, 80 тысяч незарегистрированных наркоманов в 100 тысяч людей, которые случайно приходили курить опиум. Через несколько месяцев после японской оккупации продажа опиума была легализована… Все опиумные притоны получали приказы от японской жандармерии.