И, натянув куртки, ребята высыпали на лестничную площадку.

— Любопытно, — уже шагая вдоль Ленинградского проспекта, говорил Герасим, — Гриппов на Масловке снова снимает или это его собственная квартира?

— Извини, Гера, — ответил Луна, — но в записной книжке у Рогалевой-Кривицкой по этому поводу ничего сказано не было. А вот паспорт выдан московским отделением милиции, но не нашим.

— Так он с тех пор мог десять раз переехать, — вмешалась Варя.

— Во всяком случае, он москвич, — уточнил Павел.

— Так сказать, из питерских котелен в московские жители, — вспомнила Варя автобиографический экскурс Гриппова. — Кстати, паспорт выдан десять лет назад, — сверился с записью в собственном блокноте Павел. — Значит, с этого момента Гриппов уже точно москвич.

— Верхняя Масловка, три, Верхняя Масловка, три, — с задумчивым видом произнес Каменное Муму. — Там Городок худож…

Запнувшись, он споткнулся на ступенях подземного перехода, проходящего под Новой Башиловкой, и лишь благодаря Ивану кубарем не скатился вниз.

— Ну и лестницы, — проворчал Герасим.

— Верней, ну и Герочка, — откликнулась Варя.

— Ты чего там бубнишь про Верхнюю Масловку? — поинтересовался Луна.

— Верхняя Масловка, дом три — это Городок художников. — Герасим размашисто шагал по переходу. — Там жили многие знаменитые люди. Мой дедушка, между прочим, ходил туда в гости к художникам Ромадиным — отцу и сыну.

— Ну и что? — пожала плечами Варя.

— Как это что? — обиделся Герасим. — К твоему сведению, это два очень знаменитых художника. Один ещё жив, а другой уже умер.

— Так это же твой дедушка ходил, а не ты, — по-прежнему не понимала Варя, чем должна восторгаться.

— Зато у нас висит пейзаж того, который уже умер, — выложил новый козырь Муму. — Между прочим, с дарственной надписью деду.

— А пейзажа того Ромадина, который ещё жив, с дарственной надписью тебе, Каменное Муму, у вас нет? — с хитрым видом осведомилась Варя.

— Есть! — к полному её изумлению, с торжеством произнес Герасим. — Только не пейзаж, а семейный портрет в интерьере. И там даже я нарисован. Мы все сидим в интерьере дедушкиной комнаты: я, папа, дедушка и Арчибальд.

— А мама? — поинтересовалась Варя.

— Видишь ли, — с важностью изрек Каменное Муму, — пока Михаил Ромадин нас рисовал, мама на кухне готовила. И в художественную композицию не попала. А картину эту, между прочим, Михаил Ромадин сначала нам подарил, потом брал взаймы для персональной выставки в Италии, а когда выставка кончилась, снова нам привез.

— Какие люди, — Варе оставалось лишь развести руками. — И без охраны.

Вся компания уже шла вдоль ограды стадиона «Динамо».

— Если не интересно, могу не рассказывать, — обиженно буркнул Герасим.

— Ты, Герочка, не так меня понял, — сладеньким голоском откликнулась Варя. — Наоборот, расскажи, с кем ещё твой Лев-в-квадрате общался?

— Между прочим, со многими, — надул щеки Муму. — Даже с великим Ландау.

— Это кто такой? — широко раскрыла глаза Марго.

— Темнота, — вынес ей суровый приговор Герасим. — Ландау — великий физик-теоретик. Правда, он тоже помер, — добавил Муму.

— А ты не считаешь, Гера, что странная наблюдается закономерность, — сказала Варя. — Как кто с твоим дедушкой пообщается, потом обязательно умирает.

— Почему обязательно? — отозвался Герасим.

— Смотри сам, — продолжала Варя. — Старший художник Ромадин помер. Ландау тоже уж нет в живых.

— Да чего там Ромадин с Ландау, — усмехнулся Луна. — Вон Рогалева-Кривицкая всего час сегодня поговорила со Львом-в-квадрате, а тоже чуть не померла.

— Да уж, — хмыкнул Иван. — Тяжело пришлось нашей Екатерине Дмитриевне.

Команда отчаянных пересекла перекресток и, пройдя по диагонали сквозь сквер, выбралась к Городку художников. Он начинался длинным домом номер один.

— Тут не живут, — тоном экскурсовода начал Герасим.

— Понятно, — откликнулась Варя. — Наверное, сюда ходил твой дедушка.

— Ага, — на свою беду, подтвердил Герасим.

— А потом в этом доме все по-омерли, — загробным голосом протянула Варвара.

Герасим позеленел от злости. На его худом лице заходили желваки.

— Идиоты! Не стану вам ничего больше рассказывать.

— Шутка юмора, — добродушно хлопнул его по плечу Луна. — Неужели обиделся?

— И не думал, — проворчал Каменное Муму. — Во-первых, на дураков не обижаются. А во-вторых, никто в этом доме не помирал. Вернее, конечно, наверное, помирал, но вообще здесь никто постоянно не живет. Тут одни мастерские художников. А квартиры у них в соседних домах. А вот и дом три, — сообщил Герасим. — Какая у Гриппова квартира?

— Двадцать вторая, — повторил Луна.

— Значит, тут, — указал на подъезд номер два Муму.

Команда отчаянных остановилась.

— Ну и что дальше? — спросил Иван.

— Не знаю, — честно ответил Луна, у которого за время пути так и не возникло сколько-нибудь определенного плана.

Команда отчаянных ещё какое-то время потопталась возле подъезда. Затем от нечего делать обследовала двор дома. Там тоже ничего примечательного не оказалось.

— Знаете, я лично уже замерз, — поежился Муму. — Может, домой пойдем?

— Боюсь, ты прав, — разочарованно произнес Луна. Он почему-то ждал от этого похода гораздо большего. — Ладно. Двигаем назад.

Ребята уже выходили сквозь арку на Верхнюю Масловку, когда возле самого подъезда Гриппова затормозил большой темно-серый «Лексус» с затемненными стеклами. Передняя дверца распахнулась. Оттуда выбрался Владимир Дионисович. Пятеро друзей замерли у арки. Гриппов наклонился и крикнул в нутро машины:

— Значит, Борька, договорились! Я все по-быстрому выясню и сразу тебе отзвоню!

Машина отъехала, прежде чем ребята успели хоть что-то предпринять. Дверь подъезда за Грипповым тоже захлопнулась.

— Говори, Марго, это был он? — уставился на девочку Герасим.

— Если ты имеешь в виду Гриппова, то конечно, — откликнулась Маргарита.

— Не притворяйся глупей, чем ты есть на самом деле, — буркнул Герасим. — Я спрашиваю не про Гриппова, а про Бориса. Это Борис Смирнов?

— Прости, — развела руками Марго, — но я пока ещё не достигла такого совершенства, чтобы разглядеть человека за затемненными стеклами. К тому же я вообще очень плохо помню сына Смирновых. Когда он уехал, я была ещё маленькой. Правда, потом я пару раз видела его на фотографиях. Но все равно вряд ли узнала бы его. Тем более что внешность у него самая обычная.