— Прямо сейчас? Ну нет, уже слишком поздно…

— Мне нужен месье Малюри! — мадам Барду перешла на крик.

— Завтра? Давай. Только не приходи ко мне на квартиру.

Арья насторожилась. Какая-то девчонка кадрит Энцо… Небось, с филфака. Ее разбирала злость: «Все они бездельницы, парням прохода не дают!» Мадам Барду в бешенстве бросила трубку, но Энцо продолжал говорить в пустоту:

— Ладно, зайду к тебе. Только ненадолго, у меня совсем нет времени. Ну всё, пока!

Страшно довольный своими актерскими талантами, он повернулся лицом к столу. Но Арья встретила его таким злобным взглядом, что он тут же пожалел о своей выходке.

— Что это за Стефани? — спросил Корантен.

— Да так, одна деваха… Дура несусветная… и к тому же уродина.

Энцо перестарался — Арья почуяла фальшь в его словах и представила себе Стефани этакой помесью «Мисс Вселенной» и Джеймса Бонда в юбке.

Ну, а Клебер был занят поисками месье Мучбингена, чтобы передать ему номер телефона мадам Сащиты.

— Я давно тут работаю, — сказала ему консьержка, — но такого господина не знаю. Попробуйте спросить мадам Видибог. У нее есть родня в восточных департаментах.

Месье Видибог радушно встретил юношу, который ходит на мессу.

— Мучбинген? — Он задумался. — Иветта, не так ли, случайно, звали твоего второго мужа?

— Ерунда! — фыркнула мадам Видибог. — Его звали Помпон. Поэтому я с ним и развелась. Иветта Помпон! Хотя, между нами говоря, «Видибог» звучит ненамного лучше!

Выслушав супружеский обмен любезностями, Клебер ушел.

— Да вы возьмите и позвоните по номеру, который оставила та дама, — посоветовал Жорж, провожая гостя до дверей.

Действительно! Как это Клеберу самому не пришло в голову? Он набрал номер.

— Я слушаю, — отозвался усталый женский голос.

— Добрый день. Я… э-э… хотел бы поговорить с мадам Сащитой.

— Здесь таких нет. Какое учреждение вам нужно? Это служба социальной защиты.

— Учреждение… Нет, никакое…

Клебер положил трубку. И тут его осенило.

— Социальной защиты… — прошептал он. — Мадам Сащита… Может, служба соцзащиты?

Ай-ай-ай, нехорошие тилялю…

Клебер, как многие молодые люди, надеялся, что неприятности как-нибудь рассосутся сами, если о них не думать. И постарался выбросить из головы мадам Сащиту вместе с месье Мучбингеном, кем бы они ни были. Хватало у него других забот.

Послушать ребят из лицея, так выходило, он единственный, кто еще ни разу не переспал с девчонкой. Это было ужасно — разве есть в жизни что-нибудь важнее любви?!

Он все время думал о Беатрис. А у нее день на день не приходился: сегодня Клебер с языка не сходит, завтра забыла, как зовут. Позовет в кино и передумает. Скажет: «Позвоню» — и не звонит. Он перестанет ждать — она объявится. Клеберу очень хотелось поделиться своими бедами, но стоило ему сказать «Беатрис», как Умник хватал месье Крокроля и лупил его башкой об стенку. С отчаянья Клебер стал перечитывать «Красное и черное» — книгу, которую изучал в школе два года назад. Как там Жюльен Сорель, робкий простолюдин, сумел покорить госпожу де Реналь? «Это был невысокий юноша лет восемнадцати или девятнадцати, довольно хрупкий на вид, с неправильными, но тонкими чертами лица… Большие черные глаза, которые в минуты спокойствия сверкали мыслью и огнем…» Вылитый Клебер, только очки еще надеть! «Жюльен приблизил губы к уху г-жи де Реналь и, рискуя всерьез опорочить ее доброе имя, сказал ей:

— Сударыня, сегодня ночью ровно в два часа я буду в вашей комнате — мне необходимо поговорить с вами».

Среди ночи Жюльен вошел в спальню госпожи де Реналь. А «когда вышел через несколько часов, про него можно было сказать, как принято говорить в романах, что больше ему уж ничего не оставалось желать»[2]. Клебер судорожно вздохнул.

— Что это ты делаешь? — спросил Умник.

— Не видишь, что ли? Повышаю культурный уровень!

Надо и Клеберу попытать удачи, как Жюльену Сорелю. Беатрис сказала, что собирается в субботу готовиться к контрольной по математике. Вот он к ней и зайдет и предложит помочь. Вот только куда на это время девать Умника? Энцо больше не хотел с ним сидеть. И тут Клеберу пришла в голову замечательная идея: почему бы не оставить брата у Захры?

— Понимаешь, мне надо купить кое-что из одежды, — соврал он Захре. — А с Умником по магазинам ходить — одно горе. Можно, я его оставлю у тебя в субботу на часок-другой?

— Я спрошу у мамы, — пообещала Захра.

Разумеется, когда мама Ясмина узнала, что у Клебера есть брат-инвалид, она распахнула перед ним душу и двери своего дома.

В субботу братьев встретили Захра, Джемиля, Лейла и Малика.

— А где же мальчики? — спросил Умник, оглядев весь хоровод.

Сестры засмеялись.

— Здесь одни девочки, — сказал Клебер.

Он топтался в прихожей, будто разминался перед забегом.

— Все девчонки — дуры, — изрек Умник. — Я тут не останусь.

— У меня есть цветные карандаши, — сказала Захра. — Ты нарисуешь нам кроликов.

Клебер подмигнул ей и смылся. Умник был ужасно недоволен.

— Вон энтой и вон энтой, — он ткнул пальцем в Лейлу и Малику, — я кроликов не нарисую.

— Слыхали, он говорит «энтой» вместо «этой», — насмешливо сказала Малика с высоты своих девяти лет.

— Просто я говорю на другом языке! — крикнул обиженный Умник.

— Просто ты тупица!

— А ты финтипушка!

Ясмина услышала голоса и поспешила выйти в прихожую:

— A-а, ты пришел! Ну, здравствуй! Проходи в гостиную.

Она говорила очень громко, как с глухим. Умник сделал, как сказали, но проворчал себе под нос:

— Мне тут никто-никто не нравится.

Он теребил в кармане уши месье Крокроля.

— Как мы будем его развлекать? — спросила мама Ясмина.

— Я хочу уйти, — тихонько бубнил Умник.

С дрожащими губами он стоял посреди гостиной и упрямо смотрел в пол. И зачем только Клебер оставил его одного в этом девчачьем доме? Вдруг вошел еще кто-то мелкими семенящими шажками. Это была маленькая Амира. Она издавала странные гортанные звуки и что-то показывала матери руками. Умник уставился на нее, разинув рот. Хорошенькой Амиру не назовешь. Недавно ей сделали операцию на глаза, но они все равно слегка косили за толстыми стеклами большущих очков. Уши оттопыривали слуховые устройства, доносившие до нее лишь слабое эхо нашего мира. Она улыбнулась Умнику и поманила его за собой.