— Не дури. Ночью по трассе только проблемы на свою задницу заработаешь.

— На твой байк я больше не сяду, — продемонстрировав ему средний палец, продолжаю идти. Слышу, как Адам ругается. А спустя несколько мгновений его рука сжимает мое плечо, разворачивая.

— Я сказал, сама домой не поедешь. Сейчас за тобой приедут, — его тон тверд, но глаза Адама выдают усталость. Это успокаивает меня. Подумав немного, понимаю, что Адам прав.

— Ладно, — вырвав свою руку из его хватки, направляюсь обратно на пляж. Герц остается возле байка. Что-то напряженно высматривает в телефоне, я же спускаюсь к воде. Не хочу находиться рядом с ним. Он закуривает. Красный огонек от его сигареты то становится ярче, то затихает. Смотрю на его профиль красивый и не понимаю, откуда у этого мужчины столько злости? Почему он такой? Почему не может быть таким, как Арс?

Спустя несколько минут возле нас останавливается черная иномарка. Водительская дверь открывается, и из нее выходит друг Адама… Макс.

— Брат, все нормально. Ваську уже выписали. Они с Настей уже дома, — жмет руку Герцу, а я прислушиваюсь к их разговору.

— Спасибо, — Адам жмет руку Максу в ответ.

— Какого хрена тебя сюда занесло? — спрашивает Евграфов, окидывая взглядом пространство, а потом замечает меня. — О, Лали, привет! — салютует мне.

— Привет, — киваю, обняв себя за плечи. Мне становится не по себе под его прищуренным взглядом.

— Заканчивай глазеть, — рычит на него Адам, туша сигарету. — Отвезешь Лали ко мне.

— А че, сам не можешь? — спрашивается Макс.

— Она байка боится.

Макс хмурится. А меня волнует совершенно другое.

— Адам, какого черта?! Я не собираюсь ехать к тебе домой, — сорвавшись в его сторону, преодолеваю расстояние между нами буквально в несколько секунд. Смотрю на него с вызовом. Адам молчит. Тянется ко мне рукой, убирает прядь волос с моего лица.

— Сейчас ты едешь ко мне, Лали. Так надо, — произносит тихим голосом.

Черт. И вот что ответить ему? Спорить? Он мой хозяин, и я не могу отказать. И плевать он хотел на мои желания.

— Адам, садись в тачку. Езжай с Лали, — встревает в разговор Макс. — Я спешу, брат, медсестричка ждет, — последнюю фразу он произносит с улыбкой на лице. И кажется мне, что Макс имеет в виду совсем не лечебные процедуры.

— Отвезешь Лали и поедешь к медсестричке, — твердым тоном парирует ему Адам. — Не думаешь же ты, Макс, что я доверю тебе байк? — ухмыляется мужчина, направляясь к харлею.

— Адам, ты охреневший кусок дерьма, — заключает Макс, смотря на то, как друг седлает железного коня.

— Я тоже тебя люблю, брат — улыбается Адам. — Лали, в машину.

Фыркнув, иду в салон. Тоже мне, собачку нашел. Командами раскидывается. Адам выезжает на проезжую часть, Макс — следом за ним.

Первое время едем молча. Честно говоря, настроения общаться нет совсем. В салоне автомобиля царит приятная обстановка. Вкусный аромат — то ли парфюм Макса, то ли ароматизатор. Из колонок льется музыка — зарубежная рок-группа. Да и сам водитель выглядит ничего так. Сегодня Макс одет в темную рубашку с закатанными на локтях рукавами и черные джинсы. Его руки забиты тату так же, как и у Адама. Мне вообще порой кажется, что эти мужчины браться родные.

— Чего такая взъерошенная, Лали? Опять Адам дуркует? — спрашивает мужчина. Ловлю его улыбку, и на душе немного спокойней становится. Веет от Макса теплом и уютом. Несмотря на столь брутальную внешность, он создает впечатление хорошего мальчика.

— Ты же знаешь своего друга. Он тот еще козел, — слетает с губ, прежде чем я останавливаю себя. Макс смеется, и я выдыхаю. В любом случае, не стоит быть слишком откровенной с ним.

— У него тяжелые деньки выдались. Ты уж прости его.

— Что ж такого тяжёлого у него могло случиться? Выпивка в клубе закончилась? Или одна из его шлюх ушла из профессии?

Макс бросает на меня мимолетный взгляд, снова возвращая внимание к дороге.

— Его племянница три дня назад упала с высокого забора. Забралась наверх, хотела яблок нарвать. Ударилась головой. Было подозрение на сотрясение. Но, слава богу, все обошлось. Три дня в больнице. Адам все это время — как подорванный. Малая для него — самый дорогой человек…

— Я понимаю, что это такое, когда болеют дети. Готов все, что угодно, отдать, лишь бы дитя поскорее встало на ноги. Понимаю его. Но, Макс. Даже этот факт не дает ему права вести себя так, как он ведет…

— Согласен, — кивает мужчина. Выражение его лица становится печальным. — Но ты не знаешь Адама, Лали…

— И я не хочу его знать, поверь, — нервно усмехнувшись, отворачиваюсь к окну. Смотрю на мелькающие витрины домов, желая, чтобы поскорей перестало предательски щипать в глазах. Сама не знаю, почему я так реагирую на этот разговор. Не понимаю, по какой причине сейчас в груди все сжимается. Не хочу ничего чувствовать по отношению к Адаму. Не должна чувствовать…

Мы подъезжаем к дому. Адам уже здесь. Стоит Максу притормозить, он открывает пассажирскую дверь, подает мне руку. Будто боится, что я могу сбежать.

— До связи, брат. Спасибо, — салютует Максу, когда я выбираюсь на улицу. Макс, кивнув, срывается с места, выезжая со двора. А мне вдруг становится холодно.

— Адам…

— Лали, не начинай, — обрывает меня, впивается колючим взглядом. — Я просто хочу, чтобы до конца рабочей смены ты была в моей квартире. Точка.

Развернувшись, направляется в подъезд здания. И мне не остается ничего другого, кроме как последовать за ним.

В прошлый раз у меня не очень получилось рассмотреть квартиру Адама. Протрезвев, я сбежала от него. А сейчас, пока мы ждали заказанную им китайскую еду, я бродила по комнатам, изучала интерьер.

Холод. Вот первое слово, пришедшее мне на ум. Именно с холодом у меня ассоциируется атмосфера здесь. Все дорого, стильно, но совершенно нет уюта. Кажется, будто сами стены источают стужу. Видно, что здесь никогда не было женской руки. И почему-то мне кажется, что и у Адама внутри точно такой же ледник.

— Вок приехал, — появляется в дверях мужчина, демонстрируя пакет в руке. Кивнув, направляюсь вслед за ним.

Мы устраиваемся в гостиной. Адам включает плазму на стене, идет какой-то боевик. Фильм служит хорошим фоном. Кажется, что у обоих мысли буквально кричат. И если бы не кино, мы бы оглохли от собственных дум.

Адам распаковывает еду, наполняет бокалы вином, пододвигая мою порцию ближе.

— Поешь. Я вообще никогда не вижу, как ты кушаешь. В клубе вечно носишься без остановки, — хмурится мужчина. А мне странно чувствовать от него заботу.

— Это моя работа — обслуживать столики. И делать нужно все быстро, — пожимаю плечами. Губы Адама кривит улыбка. И она заставляет меня нервничать. Не хочу видеть в нем ничего человеческого. Проще думать о Герце как о сволочи.