На седую прядь в бороде Кралевского села огромная бабочка с чёрно-оранжевыми тигровыми крыльями — фирменный знак заведения. Другая бабочка обосновалась на краешке тарелки с кресс-салатом.

— Во имя Тела Господня простите меня, досточтимый мастер, за вторжение в мир ваших размышлений, — патокой растеклось в ухе, — но позвольте же мне продолжить.

Оскар слегка приподнял бровь.

— Говорите, — разрешил он. — Я вас слушаю. Только недолго.

— Благодарю, досточтимый мастер… Как я уже имел удовольствие сообщить, я представляю наш святой Орден в этой системе. Когда нам стало известно, что столь великий и легендарный человек, как вы, соизволили прибыть в наш Богом забытый мир…

— Бог не забывает даже пылинки. Это люди могут забыть Бога, — бросил Кралевский.

— Вы непреклонны… Но прошло больше ста лет, досточтимый мастер, — собеседник добавил в голос ещё молока и мёда, — за это время…

— Что может изменить время? — Оскар посмотрел на собеседника в упор. Тот потупил взор, но не сдался.

— Время ничего не меняет, но оно даёт нам, грешным людям, шанс измениться, — наконец, сказал он. — Орден ни на йоту не изменил своим целям, досточтимый мастер, но несколько пересмотрел средства. Мы поняли и приняли то, что насилие в столь святом деле, как наше — ложный путь…

— Я знал это всегда, — заметил Кралевский.

— О да, досточтимый мастер, о да… Но и ваш путь, путь чистой молитвы, тоже недостаточен, да простится мне подобная дерзость, — вежливо, но твёрдо ответил собеседник. — За те сто лет, что вас не было с нами, мы выработали новую идеологию.

— Я уже ознакомился с ней. И не считаю её истинной. Мы были воинами и молитвенниками, а не торгашами.

— Понимаю ваши чувства. Но наша сила в том, что мы не стали, как вы выразились, торгашами. Торгаши всегда проигрывают, ведь для них нет ничего выше денег. Для нас же они лишь средство…

— Средства влияют на цель, — нахмурился Оскар. — Вы поощряете стяжательство. Вы стали богатыми.

— Во-первых, мы, а не «вы», досточтимый мастер. Вы ведь, судя по вашим одеждам и вашим словам, по-прежнему пребываете в лоне Ордена?

— Орден у меня в сердце, — вспомнил Кралевский подходящую к случаю ритуальную формулу.

— Вот именно… И, во вторых, то, что мы имеем, нам не принадлежит. Каждый новый брат даёт клятву: отдать всё, и даже продать самого себя и своих близких, если это потребуется понадобится для выкупа Святого Тела у беззаконников…

— Однажды я совершил это, — напомнил Оскар, стряхивая с усов ещё одну бабочку.

Как ни странно, но к лицу досточтимого мастера Ввагра Паргентума оказалось не так уж и сложно привыкнуть. Первое время, правда, ощущались разные мелкие неудобства с мимикой: слишком тонкие губы никак не желали складываться в улыбку, слишком высокие брови двигались как наклеенные, и так далее. Но в целом новая внешность Кралевскому нравилась. Он даже поймал себя на том, что стал испытывать интерес к модным магазинам. Положение, однако, обязывало — бывшему монастырскому настоятелю не пристало разгуливать в чём попало. Впрочем, когда Кралевский впервые примерил на себя традиционное орденское облачение — чёрные одежды с небольшим фартучком спереди и крестом под горлом, — то пришёл в восторг: до того хорошо смотрелся на нём этот экстравагантный наряд. Несколько визитов к дорогому портному завершили дело. С тех пор проблема с гардеробом была решена.

Время Оскар тратил на два занятия — чтение материалов по святотельской теологии и истории ордена, а также на изучение новой для себя планеты.

В целом транзитный мирок производил хорошее впечатление. В отличие от родины Оскара, система BW712IV честно соответствовала стандартам категории B. Экономический кризис, конечно, ударил и по ней, о чём свидетельствовали пустынные космопорты, закрытые развлекательные центры и прочие нехорошие признаки упадка. Однако, даже и в таком виде здесь было где потратить свои денежки. Оскар, впрочем, старался быть осторожным, не шиковал, не делал глупостей, и постепенно приглядываются к обстановке.

Он не предпринимал никаких попыток связаться с единоверцами, но и не скрывался, справедливо полагая, что рано или поздно его обнаружат. Кто-нибудь обратит внимание на одинокого человека, разгуливающего в странном наряде. Либо заинтересуется показаниями сканеров. Либо ещё как-нибудь: информация, как вода, обязательно да просочится.

Что касается богословских вопросов, то, насколько ему стало ясно из прочитанного, в орденской среде отношение к почтенному Ввагру Паргентуму было сложным. С одной стороны, богословская линия, которую представлял Паргентум, была в конце концов отвергнута Орденом как еретическая. Зато деяния настоятеля, в особенности же последний его поступок, считались достохвальными и всячески превозносились… В любом случае, его появление создавало для святотельцев известную проблему. Поэтому он не слишком удивился, когда однажды вечером обнаружил у себя в почте — он снимал средней паршивости номер в гостинице неподалёку от космопорта — традиционное орденское приветствие и просьбу о конфиденциальной встрече на нейтральной территории.

— Да, вы совершили это, досточтимый мастер, — собеседник как раз дошёл до этого самого пункта, — но всё-таки ваши богословские воззрения…

— Они не изменились, — бросил Оскар. — И, надеюсь, не изменятся. Единственный путь к Воскрешению Святого Тела — непрестанная молитва и только она одна. Иного не дано.

— Откровенно говоря… — говорящий замялся, — нас, то есть руководство Ордена, беспокоит некое обстоятельство… Давайте говорить начистоту. Никто не сомневается в вашей мудрости и в вашей сердечной близости к Богу. Однако, прошло столько лет. Духовная власть, стоящая над нами — и над вами, досточтимый мастер, и над вами тоже, — приняла определённые решения, касающиеся нашего общего пути. Мы должны подчиниться им. В общем… вы ведь не собираетесь открыто проповедовать свои взгляды?

Это был момент истины. Кралевский выдержал приличествующую паузу, потом мотнул головой.

— Я буду делать то, что велит мне моя совесть, и никто не сможет мне это запретить. Но сейчас я не собираюсь заниматься проповедью среди братьев. Мне нужно многое обдумать. Пока что я хочу пожить наедине с собой. Как частное лицо. Возможно, когда-нибудь… — он сделал ещё одну паузу, — но пока об этом рано, — отрезал он.

Собеседник откровенно обрадовался.

— Вот и хорошо, вот и хорошо, досточтимый мастер, — заулыбался он, — это прекрасное решение, устраивающее всех нас. Теперь последний вопрос. Орден не хочет и не смеет оставить такого человека, как вы, мастер, без своей поддержки. Простите за обращение к этой теме, но… Вы нуждаетесь в материальной помощи? У вас есть деньги?

— Я не бедствую. Пара миллионов у меня есть, — небрежно бросил Оскар.

— Вот как? Могу ли я узнать нечто о происхождении этих средств, мастер? — вежливости в голосе собеседника не убавилось, но взгляд стал холоднее, хотя и уважительнее. Кралевский окончательно уверился в том, что с ним беседует не просто смотрящий от Ордена в системе, а кто-то из высшего руководства.