Именно так желание Натана привело к отъезду Джены из Саммерсайда.

Друг кивнул:

– Хорошо. Притормозим. Сосредоточимся на мелочах.

– И мы не будем использовать монету для того, чтобы изменять чувства людей или заставлять делать их что-то против собственной воли, – сказал Эфраим.

Натан хмыкнул:

– Да какая разница. Люди каждый день манипулируют друг другом без помощи всякой магии, но раз уж ты хочешь играть честно…

Эфраим вытащил монетку:

– Надо убедиться, что мы касаемся друг друга, когда я загадываю желание.

– Ну и кто теперь извращенец? – ухмыльнулся Натан. – Ну так что будем делать дальше, босс?

– Я хочу, чтобы Джене не пришлось уезжать.

– Лицемер, – закашлялся Натан.

– Так я же не пытаюсь манипулировать ее чувствами. Я действительно не хочу потерять ее, только не теперь, когда что-то стало получаться. И Джена тоже не хочет уезжать.

– Ладно, давай сделаем это, – зевнул Натан.

Эфраим схватил друга за левую руку и загадал желание:

– Я хочу, чтобы Джене не пришлось переезжать.

Эфраим говорил себе, что делал это ради Джены, а не ради себя. Он подбросил монетку правой рукой и поймал:

– Решка.

Его качнуло в сторону, словно он ехал на поезде, и тот внезапно затормозил. Воздух вокруг зарябил, и через мгновение Эфраим уже не стоял в своей комнате, а сидел за столиком в кафе. И за руку его держал не Натан, а Мэри, очутившаяся перед ним.

– Ой, – выдавил Эфраим.

Мэри вздрогнула от удивления и воззрилась на него. Эфраим спрятал монетку в ладони.

– Ты чего это? – спросила она.

– Как я… – Эфраим зажмурился и открыл глаза. Он все еще сидел в кафе. Огляделся, но Натана нигде не было. – Что… что я сказал?

Он положил четвертак в карман. Стоило ему решить, что он разобрался в работе монеты, та подкидывала ему очередную загадку. Почему на этот раз она перенесла его в закусочную? И куда подевался Натан?

– Ммм. Разве ты только что был не в голубой рубашке? – спросила Мэри.

Эфраим осмотрел себя. Рубашка была черной, он помнил, как выбрал ее утром.

– Не думаю.

– Мне казалось… – Мэри нахмурилась.

Эфраим не знал, что она увидела, но причина крылась в монетке, это точно. Он щелкнул пальцами:

– Я надевал ее вчера. Она выглядит точно так же, но ты знаешь… она голубая. Темно-голубая. Почти черная.

– Да, наверно, так и есть, – девушка положила в рот ломтик жареного картофеля и задумчиво пожевала, не спуская глаз с рубашки.

– Слушай, а ты не видела здесь Натана? – спросил Эфраим.

– Натана? Он с Шелли, – Мэри фыркнула. – Нам не нужно все делать вместе. И неважно, как часто просит об этом Натан.

Эфраим схватился за край стола:

– Она с Натаном? Прямо сейчас?

– А что не так?

Он посмотрел на тарелки и увидел, что Мэри уже расправилась со своим бургером. У него же лежала еще половина, но есть не хотелось.

– Мне нехорошо, – выдавил он.

– О нет! Дело в еде?

Он притворился, что заболел живот:

– Думаю, да. Ты не против, если мы закончим ужин пораньше?

– Ох. Ну конечно, – она казалась разочарованной.

– Мне правда жаль. Я просто не уверен, что в таком состоянии от меня будет толк.

Нужно было прямо сейчас найти Натана.

Он подал знак, чтобы подали счет. Мэри, не поднимая глаз, подбирала картошку с тарелки.

– Я… рад, что мы это сделали, – сказал Эфраим.

Девушка оживилась. Они, похоже, были на настоящем свидании, и, как ни странно, дела явно шли хорошо, пока он все не испортил. Монетка забросила его прямо в середину неловкой беседы, перенесла из спальни в кафе, а Эфраим даже не подозревал, что она на такое способна.

Он упускал какую-то важную деталь. В использовании четвертака всегда крылась случайность, она могла упасть или орлом, или решкой. В последний раз монетка легла решкой вверх. Аверс выпал и тогда, когда миссис Рейнольдс растянула лодыжку, чтобы он мог поговорить с Дженой.

Что происходило, когда выпадал орел? Эфраим вспомнил предыдущие желания. Он захотел, чтобы мать не была в больнице, а потом чтобы она стала лучше. Оба раза выпал орел, и результат оказывался хорошим.

А в случае с Шелли и Натаном выпала решка? Он был в этом уверен. И в результате Джена будет жить в Лос-Анджелесе – худший результат из всех.

– Когда переезжает Джена? – внезапно спросил он.

Мэри нахмурилась:

– В конце недели.

Значит, ничего не изменилось. Монетка ничего не сделала – лишь толкнула его еще глубже в отношения с Мэри. Головоломка не складывалась.

– Эфраим, что происходит? – спросила девушка.

– Именно это я и пытаюсь выяснить.

– Что?

– Прости. Мне нужно немного подышать свежим воздухом. Ничего если я провожу тебя домой? – спросил Эфраим.

Он выложил на стол последние деньги и придержал дверь перед Мэри, когда та выходила. По дороге голова гудела от новостей. Монетка не выполнила его желание, по крайней мере пока. Джена все еще должна была уехать, но все остальное изменилось. Если случилось что-то плохое, значит, теория верна, и решка действительно означает неприятности.

Некоторые магазины по дороге выглядели не так, как он помнил, но в этой части города они постоянно то закрывались, то открывались. Эфраим понимал, что ведет себя как настоящий параноик и преувеличивает степень влияния монетки на мир, но важно было понять ее магию до того, как вновь использовать.

– Эй, могу я задать тебе личный вопрос? – спросил он.

Девушка искоса посмотрел на него:

– Конечно.

– Меня это давно интересовало. Почему вас зовут Мэри и Шелли? Как могли родители выбрать вам такие имена?

Мэри рассмеялась:

– Да все не так плохо. Большинство людей даже не понимают, в чем фишка, пока учителя не говорят об этом. Но во всем виноват отец. Он профессор английского, обожает свою работу. Мама никогда бы не позволила ему назвать нас так, если бы они еще на первом курсе не встретились на лекции о творчестве Мэри Шелли.

– Как романтично, – сказал Эфраим.

– Скорее готично, – ответила Мэри.

Эфраим тяжело вздохнул.

– Если тебе так нравится, представь себе, каково слышать о Франкенштейне снова и снова на протяжении всей жизни. Наверное, такие разговоры нанесли нам гораздо больше вреда, чем сами имена. Хотя попробуй сказать это моему брату Дориану.