Вошедший в этот момент Юрочка, Юрий Исаевич, тоже с папкой в руках, переводил глаза с шефа на меня, не зная, чему больше удивляться — смеющемуся шефу или моему преображенному виду. Наконец он решил, что я важнее, и подошел приложиться к ручке. Шеф отогнал его и погрозил пальцем, словно маленькому шалуну, мне же указал, какие документы взять с собой, и велел прихватить блокнот с ручкой. Это он зря, блокнот и ручка уже лежали в моей сумке, или я не секретарша? Отбыли мы вчетвером, так как внизу к нам присоединился зам шефа по безопасности.

Переговоры шли долго и, я бы сказала, нудно. Наши предполагаемые партнеры, больше смахивающие на противников, упирались, словно быки, которых волокут на бойню. К сожалению, отвлекаться я не могла, должна была внимательно следить за процессом переговоров, чтобы в любой момент вытащить из папки понадобившийся документ или привести нужные цифры. Мне и в самом деле пару раз пришлось подсказать запнувшемуся шефу сумму сделки и название фирмы, которые проходили по бумагам три дня назад. Когда переговоры успешно завершились, то, кроме морального удовлетворения, я почувствовала усталость, словно не сидела два с лишним часа в удобном кресле, а грузила мешки с песком. Теперь я имела наглядное представление о том, что когда шеф уезжает из офиса на несколько часов, то он не баклуши бьет, а изрядно трудится. После переговоров мы все поехали в ресторан — это мне понравилось. Я понадеялась, что когда шеф выпьет, то я найду момент подкатиться к нему со своими вопросами. Но меня преследовала, по меткому выражению Маринки, невезуха. Шеф пить-то пил, еще как, но так плотно увяз в разговорах с новыми партнерами, что мне в этой ситуации уже ничего не светило. Ну а раз так, то мне здесь и делать больше нечего, на часах было начало седьмого, деловая часть давно закончилась, шеф явно забыл обо мне, и я имела полное право уйти. Мне удалось привлечь внимание зама, мимикой я показала ему, что я собираюсь покинуть их общество, и он закивал мне в ответ. Швейцар у входа поймал мне такси. В машине я размышляла о том, что если переговоры несут для шефа прибыль, то для меня только расходы: чаевые швейцару, плата за такси. Я человек не мелочный, один раз куда ни шло, но надо сказать шефу, что мне это не нравится.

В четверг шеф с утра не появился, и это злило меня, я ведь хотела поговорить с ним о моих расходах. Он позвонил только после обеда, сказал, что сегодня в конторе уже не появится, а мне приказал срочно свернуть работу, поехать в хороший магазин и купить себе элегантное вечернее платье. В половине шестого он заедет ко мне домой, мы идем на какую-то презентацию. Я аж подпрыгнула на стуле от такого приказа, а я-то считала расходами чаевые. Да это просто мелочь!

— Слушаюсь, шеф, — прошипела я в трубку, — а бриллиантовое колье и диадему купить не надо? Мне ведь это раз плюнуть.

— Заткнись! И делай, что я приказал, взяла моду умничать. Расходы твои я оплачу, в пределах разумного конечно. И не забудь — ты должна выглядеть роскошно! Все!

Работу я свернула за пять минут, сообщила администратору, что ухожу. Сев в машину, некоторое время гадала, как в понятиях шефа совмещается роскошное платье с пределами разумного? Но эта задача была слишком сложной, и я решила поехать в магазин, куда уже однажды заглядывала. Тряпки в бутике были офигительные, но цены кусались, так что я не смогла там долго находиться, нервы не выдержали. А в этот раз смогу, упрямо решила я, соберусь с духом и куплю себе что-нибудь.

Продавщица, которой я объяснила, что мне надо хорошее платье на вечер, сразу оживилась и притащила мне что-то воздушно-кремовое и «недорого», как она сказала. Я глянула на ценник: в самом деле, всего две с половиной тысячи долларов! Но дешево или дорого, а платье мне не нравилось, я его даже мерить не стала: не хочу походить на давно распустившуюся чайную розу. Я отвергла помощь продавщицы и стала выбирать сама. На это платье натолкнулась не сразу, а когда увидела, то сначала удивилась. Оно было комбинированным: лиф с легким напуском — что-то черное, полупрозрачное, струящееся, а юбка из мягкого трикотажа, тоже черного, но в глубине словно серебряные искры проскакивают, не ярко, как люрекс, а приглушенно. Никогда раньше мне не пришло бы в голову, что можно сочетать два таких разных материала и что мне это понравится. Но мне нравилось, и очень. Если бы меня попросили придумать название для этого платья, то я назвала бы его «грезы ночи». Когда я пошла с ним в примерочную кабинку, продавщица округлила глаза. Спохватившись, я посмотрела на цену — тысяча семьсот, так я на нем сэкономлю. Не знаю, чего она так таращилась, фасон ей не нравился или еще что, но это ее дело, а не мое. Платье сидело на мне прекрасно, но сразу же возникли две проблемы: спина была сильно открыта, а при полупрозрачном лифе появиться в нем без лифчика я не смогу. Хотя некоторые так запросто носят, но я недостаточно раскованна, значит, придется купить под него черную грацию. Вторая проблема — это длина юбки: чтобы не наступать себе на подол, мне нужны туфли на очень высоком каблуке. У меня таких нет, и в Аськином гардеробе тоже, значит, придется покупать и туфли, а смогу ли я на таких каблуках ходить? Но платье было чудо как хорошо, и вдобавок спереди почти под горло, значит, не надо никаких украшений, а у меня их как раз и нет. Продавщица смущенно предупредила меня, что платье это не из Франции, а работы одного молодого и пока не слишком известного модельера, ее знакомого. Он очень просил ему помочь, вот она и вывесила платье, хотя это строго-настрого запрещено, если узнают, то ее сразу уволят.

— Нет проблем, — пожала я плечами.

Она не стала пробивать чек, я заплатила ей и попросила передать благодарность мастеру.

Грацию я купила в соседнем магазине, а туфли через улицу. Дома потренировалась — ходули! Но кажется, на ногах я смогу удержаться. Помаршировав в них с полчаса, я успокоилась, больше времени не было, мне еще мыться и краситься.

В тридцать пять минут шестого я спустилась вниз, шеф уже был там и нервничал, сказал, что собирался уже подняться ко мне и поторопить. Оглядев меня, он заметил:

— Ты опять какая-то другая, незнакомая. Поскольку больше он ничего не добавил, мне оставалось принять это за комплимент.

На презентации (кстати, я забыла спросить, по какому она поводу) народу было не протолкнуться. Шеф быстро подвел меня к мужчине примерно его лет, седовласому и импозантному. Звали его Михаил Ефремович. Не стоило труда догадаться, что именно из-за этого человека шеф и притащил меня сюда. Разговор шел не деловой, а вполне светский: о книгах, нашумевших театральных постановках и последнем аукционе «Сотби», где было продано полотно Ренуара. Но, судя по взглядам, которыми мужчины время от времени обменивались, между ними шел еще один разговор, неслышимый, и разговор этот был острым. «Может быть, они телепаты?» — мелькнуло у меня в голове. Но это не слишком занимало меня, пусть себе телепаются сколько хотят. Я исправно улыбалась, склоняла кокетливо голову и вообще старалась как могла, хоть кокетство явно не моя черта характера. Думала же я о том, смогу ли обойтись одними улыбками? Вполне в духе шефа, если окажется, что он угощает нужных ему людей своими секретаршами так же просто, как, скажем, яблоками или кофе. Но пока все было пристойно. Тем временем разговор как-то незаметно перескочил на любовь. Михаил Ефремович вдруг сжал мою руку, которую уже несколько минут удерживал в своей, и показал глазами на очень красивого мужчину лет тридцати пяти, вокруг которого вились сразу три женщины.