Какая коварная вещь – Интернет, прямо затягивает. Уже интересно, что там еще пишут Охотнику жители леса. Но сейчас не до блога, не буду смотреть.

* * *

Машина Скалы, вернее, то, что от нее осталось, еще слабо дымилась.

Вокруг сновали пожарные, скатывая рукава и сворачивая пожарные расчеты. Тут же теснилась прорва машин с мигалками всех мыслимых и немыслимых ведомств. В стороне толпилась обязательная стая зевак. Еще парочка машин «Скорой помощи» дополняла эту массовую сцену под каким-нибудь дурацким названием: «Кошмар на улице Огуречной» или что-нибудь в том же роде, какие в ходу у газетчиков. Оставалось удивляться, как такая уйма машин и людей уместилась на улочке, которую и улицей невозможно было назвать. Вокруг бестолково ходили какие-то люди, что-то кричали, махали руками.

У Вершинина ужасно болела голова, нет, это не совсем точно. Вершинин чувствовал вместо головы ком ваты, а в ушах гудели провода. Двое в черных костюмах задавали ему какие-то вопросы, и он рассеянно на них отвечал. И все-таки в одном участке его головы было если не светло, то, по крайней мере, более или менее ясно. Вот там-то и бились две одинокие мысли. Первая: «Что же это за хреновина, которую они так от меня хотят, что даже жизни за это не жалко?», и вторая: «Если бы Скала со Щукой не психанули и не прогнали меня из машины, вон тот парень в оранжевой куртке сейчас соскребал бы меня с асфальта и совком ссыпал в черный пластиковый мешок».

В это же время две фигуры неспешно шли по направлению к фээсбэшной машине, где стоял Вершинин. Это были Бердяев и Суворовцев.

«Тут как тут, кабинетные герои, – зло подумал Вершинин. – Сейчас Бердяев скажет, скривив рот чуть влево: «Я не сомневался, Вершинин, если где-то что-то рвануло, где-то рядом найдут тебя. Хорошо бы, чтоб уже, наконец, не живого».

Поравнявшись с майором, Бердяев приостановился и заговорил, скривив губы чуть влево:

– Я не сомневался, что если где-то что-то рвануло, где-то рядом будешь ты, Вершинин. Хорошо, что пока живой...

– Товарищ полковник, я не виноват. Пытался погибнуть, придя на встречу с преступниками. Не получилось. Ваши чувства понимаю. Буду дальше работать в этом направлении.

– Надеюсь, майор, у тебя есть алиби? – неожиданно серьезно спросил Бердяев и тут же, будто потеряв к Вершинину интерес, быстро пошел к своей машине, черному служебному авто, стоящему поодаль.

Суворовцев последовал за ним, догнал его, когда тот уже плюхнулся на заднее сиденье, но сам садиться в автомобиль не стал, а остановился рядом, поглядывая в сторону фээсбэшников.

Белые воротнички, или черные галстучки, что, в общем, одно и то же, если говорить о «спецах» и экспертах силовых структур, уже заканчивали свою работу. Надев на бедного Вершинина наручники, они запихали его в свою машину. Сейчас один из них, видимо старший, отдавал какие-то распоряжения следователею, который, внимательно слушая, опасливо посматривал в сторону несчастного Вершинина.

– Садись, чего стоишь? Ждешь приглашения? Его не будет, – раздраженно бросил Бердяев Суворовцеву.

– Разрешите задержаться?

– Что, интересно? Да. Вот такой у тебя был горе-предшественник. Ну как хочешь. Дело твое, оставайся. Поехали! – приказал он водителю.

– В отдел? – уточнил шофер.

– Обедать, – мрачно возразил Бердяев.

Машина плавно укатила, а Суворовцев, проводив ее взглядом, направился к работникам федеральной безопасности.

Их старший сейчас разговаривал с экспертом, худосочным молодым человеком в эспаньолке. «Эспаньолка» держал в руках два пластиковых мешка, заполненных чем-то всего на четверть.

– И что, это все?! – показывая на мешки, спросил старший.

– Все, что наскребли, к сожалению. Заряд был мощный, хватило бы на танк, даже два. Приведен в исполнение, скорее всего, дистанционно.

– Ну и кто из них кто?

– Вот это, – приподнял мешок в правой руке «Эспаньолка», – кажется, Скала, а это, – указал он на левый, – Щука. Или наоборот. Сейчас установить сложно.

– Ладно, грузите в машину и на экспертизу, – сказал старший и, посмотрев на Вершинина, язвительно добавил: – Ну ты и садюга! Меньше пластита класть надо, пуговицы, и те поплавились! А нам ведь с этим работать, о коллегах бы подумал!

– Вы здесь руководите? – негромко спросил Суворовцев старшего.

– Ну руковожу, если не мешают, – прищурившись, ответил тот.

– Майор Суворовцев, заместитель начальника отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, – представился Суворовцев.

– Майор Мамочкин. Только сразу предупреждаю: не надо упражняться по поводу моей фамилии. Будет хуже.

– Упражняться я не собирался. Отойдем-ка?

Вершинин увидел из окна, как Суворовцев с фээсбэшником отошли от машины и, пристроившись около «Скорой помощи», завели неспешный разговор. При этом больше говорил старший. Он мотал головой, пожимал плечами, разводил широко руки и постоянно показывал то в сторону сгоревшей машины, то в сторону Вершинина.

Суворовцев слушал его молча. Затем вдруг что-то негромко и подчеркнуто доверительно стал говорить старшему.

Вершинин, смеха ради, представил, что Суворовцев говорит:

«Сдадим Вершинина в психушку, я скажу, что у него припадки, что он угрожал погубить весь мир, а вы подтвердите, а? Он оттуда никогда не выйдет, не волнуйтесь. Ему там дадут таблетку, после которой он не сможет держать в руках ничего, тяжелее этой таблетки. Ну что, идет? Ну соглашайтесь. Кому нужен на воле этот дикарь?»

Старший внимательно выслушал Суворовцева, подумал немного и нехотя согласился.

После чего пошел к машине, открыл дверь и стал снимать с Вершинина наручники.

«Точно, в психушку! Сволочи, как быстро договорились! Зачем наручники снимает? Усыпить бдительность хочет. Если сейчас скажет – давай с тобой проедем в одно хорошее место, бью его в подбородок головой и убегаю. Пусть стреляют в спину!»

Но убегать Вершинину не пришлось, и подбородок старшего уцелел, потому что он с сожалением сказал:

– Выходи, майор. Свободен. Тут вот твой коллега нам все объяснил. Взял ответственность, так сказать. Ну что, я вынужден отпустить. Повезло тебе с коллегами.

Потирая затекшие запястья, майор вылез из машины. Она тут же круто развернулась и, резко рванув с места, исчезла в конце улицы.

– Зачем ты меня отмазал? – подошел Вершинин к Суворовцеву.

– Не из симпатии.

– Я догадался, но все равно приятно.

– У меня к тебе есть вопрос.

– Для тебя – все что хочешь. Но... только в присутствии адвоката, друг.

– Где здесь можно поесть?

* * *

Очень важно уметь сохранять адекватность. Например, важно хотеть есть. Если ты еще хочешь есть, значит, во-первых, ты живой, а во-вторых, адекватен, не в шоке, не в трансе, не в мандраже, в общем, ни в одном из нештатных состояний. Во время своей первой серьезной операции, помню, есть совершенно не хотелось. Не то что не хотелось – не мог. Ни есть, ни спать. Это плохо, так быстро доходишь до ручки. А этого делать нельзя. Молодой тогда был. За пять дней – семь кило долой, без всяких там диет и фитнеса. Да, наша работа – лучшая диета, один час заменяет сто часов фитнеса, точно. Адреналин. Но с тех пор прошло много времени, много было операций, много всяких неприятностей и приятностей. Я стал опытнее и не пропускаю прием пищи. Это тоже часть работы, в конце концов. Если есть аппетит, значит, ты в строю.