Лиззи ошеломленно воззрилась на Роджера.

— Остались чистенькими?! Моей бабушке постоянно угрожали смертью, детектив. Мы тряслись от страха всякий раз, как она выходила куда-либо из дома.

— Я знаю. Все это… как-то вышло из-под контроля. Скверно было то, что просочилась информация, что в кармане у Хизер нашли флакончик. Из синего стекла — такой же, как обычно использовала ваша бабушка, только без этикетки. Когда же она подтвердила, что девушки в день своего исчезновения побывали в ее лавке, то абсолютно неизбежно народ стал делать торопливые выводы. И как всем стало известно — включая и нас, полицейских, — Альтея являлась последним человеком, видевшим девушек живыми.

— «Уверенность», — тихо произнесла Лиззи. — Вот как называлась та смесь масел, которую она в тот день приготовила для Хизер. Девица хотела влюбить в себя парня. Потому-то сестры и пришли в бабушкину лавку — за любовным снадобьем. Однако Альтея не верила в приворотные зелья, считая, что они позволяют манипулировать людьми. А потому вместо этого продала Хизер масло «Уверенность» — чтобы та наносила на запястья. Это комбинация масел кедра и гвоздики, используемая для поднятия уверенности в себе. Ничуть не седативное средство и уж точно далеко не ядовитое. Причем бабушка все это вам тогда же объяснила.

— Это верно, — кивнул Роджер.

— И все же вы ей не поверили.

— Когда мы вытащили флакон из кармана Хизер, горлышко его оказалось разбито. Так что нам нечего было отправить на анализ и удостовериться в том, что именно в нем содержалось. Мы предположили, что некое седативное снадобье, пожалуй, могло бы объяснить, как человек в возрасте вашей бабушки мог бы справиться с двумя девушками. Мы лишь делали свою работу, мисс Лун.

— Я там была в тот день, когда вы появились на пороге со своими людьми, — тихо сказала Лиззи. — Именно я впустила вас в дом.

— Да, — ответил Роджер с легким кивком, как бы признавая, что они оба официально ступили на территорию обоюдного дискомфорта. — Я это помню.

Лиззи резко поднялась и подошла к перилам террасы. От нахлынувшего гнева в сочетании с этим воспоминанием ее немного замутило. Эндрю, должно быть, почувствовал состояние Лиззи, потому что неожиданно оказался сбоку и накрыл ладонью ее руку на перилах. Он ничего не произнес, однако в глазах его явственно читалось: «Ты в порядке?»

Когда она утвердительно кивнула в ответ, Эндрю развернулся к Коулмэну:

— Вы сейчас затронули вопрос, который всегда не давал мне покоя, Роджер. Альтея Лун ростом была пять футов два дюйма[7], не больше. И, учитывая ее комплекцию, весьма сомневаюсь, что она весила хотя бы сотню фунтов, даже промокнув насквозь. Насколько вообще вероятно, чтобы у нее хватило силы нанести такие травмы головы, какие, по данным экспертизы, получили девушки?

— Только Дарси, младшая из погибших, получила травму головы, — мрачно объяснил Роджер. — Удар тупым предметом в левую височную и теменную области. Субдуральная гематома. Это, скажем прямо, заставило нас содрогнуться. Однако судебные медики не смогли с уверенностью сказать, что именно это стало причиной ее смерти. Там, если не ошибаюсь, было еще какое-то легочное кровоизлияние, что обычно наблюдается у жертв утопления. Хотя это трудно сказать точно, учитывая, сколько времени тело пролежало в пруду. Хизер была задушена. У нее оказалась передавлена трахея и сломаны два шейных позвонка. В легких было чисто, что означает: когда она оказалась в воде, то была уже мертва.

Лиззи не могла не испытать невольного уважения к Роджеру Коулмэну. Восемь лет минуло с тех пор, как были убиты сестры Гилмэн, — а он до сих пор помнит их имена и говорит о них как о Дарси и Хизер, а не как о неких безликих жертвах преступления.

Эндрю, нахмурив брови, ненадолго умолк, словно просчитывая что-то в голове.

— А был какой-то временной зазор между двумя смертями? — спросил он наконец.

Роджер пожал плечами.

— Степень разложения у обоих тел была одинаковой. Но это скорее объясняется тем, сколько времени они пролежали в воде, нежели фактическим временем их смерти. Предположительно, они погибли с небольшим интервалом по времени, но с полной уверенностью этого сказать нельзя. Мы вообще много чего не можем знать наверняка.

— Я сейчас просто рассуждаю вслух. Но даже если убрать из уравнения соотношение их размеров — насколько вероятно, что Альтея могла убить их обеих? Я хочу сказать: женщина за семьдесят против двух девиц. Не думаете ли вы, что хотя бы одна из них должна была убежать? Если только их обеих не связали. Но ведь этого не было, верно?

— Нет, в воде они оказались не связанными. Водолазы обшарили весь пруд в поисках веревки, скотча или чего угодно, что могло бы использоваться для этой цели, но все тщетно.

— Но как же ей это удалось?

— В том-то и вопрос. На самом деле, я до сих пор об этом думаю.

Лиззи мгновенно вскинула голову. Коулмэн впервые подал знак о том, что сомневается в виновности Альтеи, и Лиззи тут же за это ухватилась:

— То есть вы не считаете, что это сделала она?

— Этого я не говорил.

— Однако вы в этом сомневаетесь. Вы только что сами об этом сказали.

— На начальном этапе не сомневался. Тела были обнаружены в пруду, принадлежащем вашей бабушке, с привешенными для тяжести камнями. И если эта работа хоть чему-то вообще учит — так это тому, что, как правило, есть некая причина, по которой явный подозреваемый становится таковым. Но это не мое дело — решать, кто виновен, а кто нет. Моя работа — искать улики, прослеживать доказательства. А в этом деле были отдельные вещи, которые просто не состыковывались.

— Например?

— Например: почему тот анонимный информатор не откликнулся, когда мы попросили его снова с нами связаться? Даже после того, как повысили вознаграждение? А потом — вопрос мотива. Я, вот хоть убейте, не могу понять, с чего вдруг ваша бабушка могла бы захотеть убить двух девиц, а потом еще и утопить их у себя в пруду, точно зная, что рано или поздно их там найдут. За долгие годы про Альтею Лун народ много чего всякого говорил — но никто и никогда не называл ее глупой.

— Конечно, нет, — спокойно произнесла Лиззи. — Глупой она не была. Тогда кто же это сделал?

Роджер покачал головой.

— А вот это уже другая проблема. Гораздо труднее доказать, что кто-то чего-то не делал, нежели доказать обратное. Хорошо это или плохо, но крупные дела приобретают некий собственный импульс. Собранные улики указывают в определенном направлении — и в этом-то направлении все и смотрят. И СМИ, и общественность, и, увы, иногда даже закон. Требуется нечто довольно существенное, чтобы сместить этот импульс в ином направлении. А у нас этой возможности не было. У нас просто ничего для этого не было.

— То есть вы спокойно дали всем поверить в виновность Альтеи?