Участок оказался низким и тенистым. Имея форму сектора круга, он был прижат к берегу бухты Литтл-Бэй. Дом был небольшим, одноэтажным, холодновато-голубого цвета с пронзительно-белыми ставнями. Во дворике сбоку на подпорках — вероятно, на некой ремонтной стадии — покоилась парусная лодка.

Оставив сумочку на сиденье, Лиззи вышла из машины. Когда Роджер Коулмэн неожиданно поднялся с перевернутого ящика из-под молочной тары, она оказалась к этому не готова. Но пока он подходил к ней, сумела все же взять себя в руки. Он запомнился ей как высокий, предельно вежливый и при этом очень представительный человек с темными, коротко постриженными волосами и острым узким подбородком. За годы он не сильно изменился. Он был по-прежнему высок и угловат и почти по-прежнему внушителен, несмотря на то что его волосы уже сильно подернулись сединой, а элегантные, защитного цвета брюки и пиджак сменились на свободные джинсы и кое-где продравшуюся футболку.

Широко улыбнувшись, Эндрю протянул ему руку:

— Вижу, все работаете над старой посудиной?

Пожимая ему ладонь, Роджер усмехнулся:

— Скоро будет готова встать под парус. Если повезет, спущу ее на воду еще до того, как закроют навигацию. — Он гордо выгнул грудь, большим пальцем указывая через плечо: — Я даже успел дать ей название.

Это было совсем утлое суденышко — не более тридцати футов в длину, — с единственной мачтой и выцветшим бледно-синим корпусом. Прищурившись, Лиззи разобрала буквы на корме «Сыщик Джон Б.». Тут явно было обыграно название одной из песен старой группы «Beach Boys»[6], что казалось вполне подходящим, учитывая профессию Роджера, — хотя и очень трудно было представить человека с таким ростом, как у Коулмэна, пытающегося втиснуться в столь крошечную рубку.

Лиззи вновь перевела взгляд на Роджера. Когда Эндрю их друг другу представил, она вежливо кивнула, протягивая руку Коулмэну, не в силах даже выдавить улыбку. Она ощутила легкое дуновение запаха начищенных ботинок и свежевыглаженного хлопка, что вполне укладывалось в привычный образ правильного, неизменно следующего уставу полицейского детектива. Однако к этому запаху примешивалось и кое-что еще — едва заметный оттенок влажных прелых листьев, который совершенно не сочетался со всем остальным. Это был мрачный, быстро ускользающий запах, который у Лиззи всегда ассоциировался со скорбью и тоской. Но когда она все же заставила себя встретиться взглядом с Коулмэном, то не увидела в нем ни малейшего намека на это. Возможно, ее внутренний радар почему-то сработал неверно.

— Спасибо, что согласились встретиться со мной, детектив.

Коулмэн изучающе посмотрел на нее. Глаза у него были и не серые, и не зеленые, а какого-то среднего оттенка. Лиззи хорошо запомнила эти глаза: проницательные и пугающе настойчивые, не торопящиеся переходить на что-то дальше, пока не вникнут в самую суть.

— Роджер, — спокойно поправил он. — Зовите меня просто Роджер.

Коулмэн пригласил их в дом, налил по стакану чая со льдом, потом быстро провел Лиззи по дому, демонстрируя ей то, что Эндрю перестроил в его доме два года назад. Показал, где шла стена между гостиной и кухней, которую тот снес. Показал окно, проделанное из кухни на веранду, а также серию световых фонарей в кровле над гостиной.

Когда со всеми гостеприимными любезностями было покончено, они вышли на террасу. Позади дома вальяжно простиралась под лучами послеполуденного солнца полноводная бухта, серебристая и неподвижная в пору едва ли не максимального прилива. Лиззи подняла лицо, подставляя его веющему от воды, легкому солоноватому ветерку.

— Итак, — молвил Роджер, когда они расселись по стоявшим на террасе креслам. — Эндрю сказал, что вы ко мне с серьезной миссией.

Лиззи быстро глянула на Эндрю, который неспешно помешивал в стакане лед, время от времени взглядывая на бухту. Он устроил ей встречу и согласился на ней присутствовать — но теперь уже был ее выход.

— Да, можно и так сказать. — Она чуть помолчала, не зная, с чего начать. — Моя бабушка тех девушек не убивала, — произнесла она наконец. — Это сделал кто-то другой. И если есть хоть какая-то возможность выяснить, кто это сделал на самом деле, то я хочу попытаться.

Он вновь изучающе посмотрел на нее своими цепкими серо-зелеными глазами.

— Вы понимаете, что шансы обнаружить что-то новое крайне малы и что все, чего вы, скорее всего, добьетесь своими поисками, — это напомните всем в городке, что они думали о вашей семье и почему они так думали?

— Понимаю.

— И все равно хотите за это взяться?

— Хочу.

— Даже если вы вдруг обнаружите нечто такое, что вам не хотелось бы узнать?

Лиззи понимала, что он имеет в виду. По мнению Коулмэна, существовала некая возможность того, что в своих поисках правды она может откопать неизвестную ранее улику, доказывающую причастность Альтеи к убийству, а вовсе не оправдывающую ее. Однако Роджер не знал того, что знала Лиззи: что Альтея просто не способна была причинить кому-либо вред, а уж тем более двум юным девушкам.

— Такого я не обнаружу.

Он холодно кивнул, очевидно, на данный момент готовый поверить ей на слово.

— Хорошо. Так что вы хотите у меня узнать?

— Почему вы ушли из полиции Сейлем-Крика?

Роджер непонимающе моргнул, глядя на Лиззи, явно удивленный ее вопросом.

— Потому что пришла пора.

Это был весьма уклончивый и вежливый способ дать понять гостье, что ее это не касается. Но если Лиззи собиралась довериться ему, ей необходимо было узнать, что произошло, и понять, что именно подтолкнуло Роджера уйти, бросив расследование, которое, несомненно, могло бы стать самым крупным делом в его карьере.

— То есть вы ушли на пенсию?

— Официально? Нет. — Он, прищурившись, поглядел на бухту, где лениво покачивался стоящий на якоре красно-белый парусник. — Я просто ушел. Потому что перестал давать нужные результаты в своей работе.

— Я не очень понимаю, что это значит.

— Это значит, что у нас с шефом Саммерсом были совершенно разные взгляды на ответственность нашего отделения полиции перед обществом. Он хотел поскорее избавиться от дела сестер Гилмэн, я же собирался копать дальше, пока мы не расследуем все до конца.

Лиззи удивило, каким сухим и равнодушным тоном он это произнес.

— То есть вы считаете, что он не хотел его раскрыть?

— В самом начале, может быть, и хотел. Вокруг него крутилась масса газетчиков. Крупная шишка, уже с известным именем в газете, к тому же всегда готовый дать интервью! А потом дело стало принимать скверный оборот, и Саммерс нажал на тормоза. Начал урезать нам человеко-часы, ограничивая в денежных ресурсах, отказывался ставить подпись для отправки материалов в лабораторию, потому что это, дескать, не было предусмотрено бюджетом. Прессе были установлены строгие ограничения. Все заявления в СМИ должны были пройти его цензуру. Все это выглядело довольно странно. Саммерс и раньше был немножко деспотом, но теперь к этому как будто добавилось что-то еще.