— Я ищу человека, написавшего эти стихи.

И я протянул ему копию «Oculos ejus d inumera».

Бернардино не смел поднять глаза от мольберта. Он был далеко не юноша, поскольку ему давно перевалило за тридцать. Тем не менее он всегда нервничал, выполняя подобные заказы. До сих пор он не познал женщину, возможно, единственный из всего цеха. Он принял обет перед Богом, что никогда этого не сделает, и обещал то же самое своему отцу, как только ему исполнилось четырнадцать лет, а затем и своему учителю, когда его принимали учеником в самую престижную мастерскую Милана. Но сейчас он готов был отказаться от своих обещаний. Дело в том, что дочь семейства Кривелли вот уже две недели позировала, испытывая его природу. Обнаженная, с распущенными золотыми локонами, эта шестнадцатилетняя аристократка сидела, выпрямившись, на краю дивана, устремив к потолку взор синих глаз, и являла собой воплощенное желание. Каждый раз, когда она переставала изображать из себя ангела и устремляла глаза на Бернардино, ему казалось, что он погибает.

— Маэстро Луини, — голос донны Лукреции звучал тихо, как будто она тоже на что-то намекала, — как вы полагаете, когда будет готов портрет моей девочки?

— Скоро, синьора графиня, очень скоро.

— Не забудьте, что срок нашего контракта истекает на следующей неделе, — не унималась она.

— Я помню, синьора, на сегодняшний день это самая важная дата в моей жизни.

Мать юной Афродиты часто присутствовала на сеансах, когда ее дочь позировала Луини. Не то чтобы она не доверяла Бернардино, безупречная репутация которого была известна всем, как и то, что он крайне редко соглашался работать за стенами монастыря. Она была наслышана о ненасытности священников, в том числе Папы, поэтому не считала свое присутствие на сеансах излишней предосторожностью. Кроме того, Бернардино был очень красивым, пожалуй, даже несколько женоподобным мужчиной. Он также был единственным мужчиной благородного происхождения, которому ее супруг позволял входить в дом, не опасаясь за свою честь. А граф имел предостаточно причин для осмотрительности. Романтические отношения между его прекрасной супругой и герцогом уже давно стали притчей во языцех. К любви Лукреции стремились многие. Она была раскрепощенной женщиной — ее привлекало все новое, а Елена обещала стать ее достойной преемницей.

— Не правда ли, она красавица? — с гордостью заметила графиня. — Эти груди, твердые и налитые, как яблоки... Вы себе представить не можете, маэстро, скольких мужчин они свели с ума.

«Свели с ума?» Художник с трудом сдерживал дрожь в руке с кистью. Он уже перенес на полотно почти все подробности тела Елены, хотя на картине ее волосы были темнее и длиннее и ласкали живот, скрывая восхитительный источник наслаждений, от которых сам художник отрекся.

— Чего я не могу понять, маэстро, так это почему вы остановили выбор на Магдалине для портрета моей дочери. Особенно сейчас. Можно подумать, вы хотите привлечь внимание инквизиции. Кроме того, все Магдалины такие мрачные и унылые. Не знаю, что и думать об этом ужасном черепе у нее в руках...

Бернардино положил кисть на палитру и повернулся к донне Лукреции. Полуденный свет заливал кушетку, подчеркивая формы, которые казались ему теперь смутно знакомыми: такие же, как и у Елены, белокурые волнистые волосы, высокие точеные скулы, влажные сочные губы. Иной формы была полная грудь под туго натянутым лифом из голландской ткани. Глядя на возлежащую графиню, можно было понять непомерный аппетит иль Моро, желавшего обладать этой красотой. Более не удивляло даже то, что ей сходила с рук болтовня об инквизиции.

— Графиня, — произнес он, — позвольте напомнить вам, что вы предоставили маэстро Леонардо право самому выбирать тему портрета, как и то, кому из своих учеников он поручит его выполнение.

— Да. Очень жаль, что сам маэстро так занят с этой злополучной «Вечерей».

— Что я могу вам сказать? Мастер попросил меня изобразить Магдалину, и я это делаю. Кроме того, вам следовало бы гордиться, поскольку тему избрал сам маэстро.

— Гордиться? Разве Мария Магдалина не была шлюхой? — воскликнула графиня. — Что мешало ему поручить вам написать портрет моей дочери в натуральном виде, как тот, что он сделал для меня? Зачем ему понадобилось еще раз бросать тень бесчестия на мою семью: она и так преследует нас уже много веков?

Бернардино Луини молчал. Семья Кривелли была родом из Венеции и прибыла в Милан совсем недавно. Они были высокого мнения о возможностях цеха Леонардо и рассчитывали найти хорошую партию для своей дочери с помощью портрета, восхваляющего ее прелести. Живописец был уверен, что это будет нетрудно — настолько хороша была Магдалина на портрете. Вообще-то, лишь бедственное финансовое положение Бернардино было истинной причиной того, что он предоставил Леонардо выбор темы холста. И тот не упустил свой шанс. Памятуя о коварстве тосканца, Бернардино удержался от ехидства. Донна Лукреция позировала Леонардо в течение многих лет, дав жизнь многим известным полотнам. То, что он согласился использовать ее дочь в качестве модели для изображения любимой женщины Иисуса, означало, что вскоре он намеревается посвятить ее в тайны Магдалины.

Это было не случайно. Лукреция была последним звеном длинной генеалогической цепочки женщин, считавшихся наследницами Марии из Магдалы. Об этих женщинах с четкими мягкими чертами ходили легенды. Многие века они вдохновляли поэтов и художников, хотя и не всегда сознавали, носительницами какой наследственности они являются.

Луини сделал еще пару мазков по холсту, отводя взгляд от лукавой улыбки Елены, и задумчиво продолжил:

— Полагаю, ваши суждения несколько поспешны, синьора. Мария Магдалина... Святая Мария Магдалина, — уточнил он, — была необычайно смелой женщиной. Ее называли casta meretrix[30]. В отличие от остальных учеников, которые, за исключением Иоанна, бежали из Иерусалима после того, как Господа распяли, она сопровождала его до подножия Голгофы. Отсюда череп, который держит ваша дочь. Помимо этого, Магдалина была первой, кому явился Христос после воскрешения, засвидетельствовав тем самым степень любви к ней.

— А как вы думаете, почему он так поступил?

Луини удовлетворенно улыбнулся:

— Чтобы вознаградить ее за смелость, конечно же. Многие из нас полагают, что воскресший Иисус доверил Магдалине какую-то великую тайну. Мария доказала, что она достойна такой чести, и мы, когда пишем ее портреты, каждый раз стремимся передать состояние озарения, посетившего ее тогда.

— Припоминаю... Действительно, я тоже слышала, как мастер Леонардо упоминал эту тайну, хотя он избегает вдаваться в подробности. Ваш учитель, несомненно, загадочная личность.

— Это его ум, синьора, который многие воспринимают как загадочность. Быть может, когда-нибудь он решит посвятить вас в свою тайну. Но он может отдать предпочтение и вашей дочери...