Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И оставил одну.
Она не удивилась. Поела принесенную яичницу. Хлеб. Остывший чай – пару глотков. И пошла, как сомнамбула, обратно. К себе в комнату пошла.
Около двери на корточках сидел он.
Смутно подумала: «Идти некуда ему. А может, ее ждет». И не удивилась.
Ну и пусть сидит.
Прошла мимо. Зашла. Легла спать. И спокойно, впервые за долгое время, спокойно и мирно уснула.
…Проснулась рано. Выспавшаяся. Голодная. Успокоенная. Почему? Да какая разница.
Решила идти завтракать. Открыла дверь.
Перед дверью лежит небольшой синий букетик. Васильки. Синие-синие. Что-то напомнило ей. Что? Не помнит. Ну и не надо.
Звонила несколько раз подруга. Та самая, что ехать заставила отдыхать.
– Как ты? Что ты?
– Нормально. Никак.
Не понравились подруге ни ответ, ни голос. Решила приехать. Приехала только через несколько дней.
И удивилась. Под дверью парень сидит. Молодой совсем. Симпатичный. Делово сидит. Как вахту несет, подумала подруга. Даже счастливый, кажется. А в руках маленький синий букетик. Ждет чего-то. И спокойно так сидит. Как будто живет здесь.
– Простите, здесь, кажется, должна жить Лариса.
– Да. Кажется, здесь должна жить.
– Ну и что? Живет или нет?
– Кажется, живет. Но так не живут.
– Не понимаю. Где она?
– Сейчас будет. Ждите.
Странно как-то все. Сидит парень незнакомый с цветочками синими… с глазами такими же. Сторожит чего-то. Как собака под дверью.
Лариса пришла. Вроде обрадовалась подруге. А «сторожа» вроде б и не заметила. Просто обошла.
Подруга отметила, что и комната не заперта… Странно все это.
– Лорик, я за тобой. Собирайся, – заявила.
Лариса не удивилась. Стала медленно складывать так и не разобранный до конца чемодан.
Подруга спрашивает:
– А что это такое там, за дверью? Что за парень? Ненормальный? Может, сторож твой?
– Юноша. Сидит. Приносит васильки по утрам.
– И так каждый день?
– И так каждый день.
Подруга открыла дверь.
– Иди сюда, – позвала.
Парень встал. Зашел. Сел на «свое» место. На диван.
Лора проследила за ним. И впервые посмотрела на него пристально. Прямо в глаза. Прямиком и пристально. А-а, вот они, эти синие васильки.
Тоже присела на диван. Совсем рядом. И вдруг – такая волна плеснула в душу! Теплая волна. Странно. Совсем чужой. А как пес, верный и тихий. И синеглазый такой.
И что-то произошло. Как проснулась. Как очнулась. Еле остановила руку, потянувшуюся к его руке.
Желание это не проходило. Потянуться, дотянуться до него… дотронуться…
И уж совсем что-то странное почувствовала – какую-то нежность. Спокойную… незнакомую… тихую.
До сих пор было многое. Страсть, любовь, долг… Но все было совсем другим. А тут! НЕЖНОСТЬ! Вот она какая! Не надо ничего говорить, ничего объяснять и доказывать… А просто так – сидеть рядом, пусть в этой комнате или все равно где, и протягивать к нему руку… руки… к НЕМУ К этому тихому почти мальчику.
И прислушиваться к себе. И чувствовать. Откуда– то взялись эти забытые силы – чувствовать. И – желание жить появилось откуда-то.
Господи! Глупость какая! Совсем мальчишка, лет на десять младше, а такое…
– Ну и что?! – сама себе сказала.
– Какая разница?! – сказала себе.
Ей нравится сидеть с ним рядом. Она дышит его запахом. Мужским. Таким молодым и чистым. Таким теплым. И смотреть в глаза его. Сияющие, они горят синим огнем… они восхищаются этой женщиной. А может, жалеют ее?
Жалеют ли, восхищаются ли – какая разница?! И спасибо ему за это. Этому молодому человеку. Этому простому и доброму. Почти мальчику.
Конечно, на время. Ну и пусть только на время. Но – здесь и сейчас. Пусть.
А подруга все говорит, говорит… и что-то все рассказывает. О себе… о ком-то… про какую-ту их общую подругу, которую Лора уж и не помнит. И про какую-то смешную историю. И хохочет все время, заливается…
И еще говорит:
– А мужику, оказывается, для полного счастья только и нужно, чтоб женщина стояла у плиты все время и ждала его. А за это мужик готов каждый день подметать полы этой женщине. Так и сказал. Представляешь? Мужик – и полы подметать! Да каждый день! Вот дурак!
Лора встала.
Теперь уже она берет парня за руку.
– Пойдем. Тебе поесть надо, – говорит.
Он встал. Но никуда не пошел. Повел себя странно. Стал вдруг снимать с себя рубашку, потом майку снял… Стал искать что-то в комнате… по углам… Нашел палку в углу. Стал аккуратно так наматывать майку на эту палку. Образовалось что-то типа метлы.
И молча всем этим стал подметать серый пол.
И впервые за долгое время Лора рассмеялась. Она стояла, закрыв глаза, закрыв лицо руками, и смеялась… смеялась… от всей души, до слез, откуда-то вдруг появившихся. Таких сейчас нужных слез, освобождающих от обид, от тяжести потерь и предательства.
А он все подметал. Серьезно. Ожесточенно. Будто хотел вымести из ее жизни все плохое и ненужное. Всю грязь и все зло.
– Ты езжай, – говорит Лора подруге. – Я не поеду. Я никуда не поеду.
И поняла, что прямо сейчас с удовольствием стала бы к плите…
И что-нибудь вкусное приготовила бы этому парню…
Но никакой плиты здесь, в этой бухгалтерской комнате, конечно же нет. И не могло быть. А ей так захотелось накормить его… самой накормить. Этого странного молодого человека. Этого почти мальчика.
А будет он подметать пол для нее… каждый день или вообще не будет, уже не имело никакого значения.
Главное, чтоб был он…
И была бы… эта тихая нежность.
Учились они в разных классах. Он – на класс старше. В десятом уже. Дружили. Он – настоящий рыцарь. Внимательный и заботливый. Она – маленькая принцесса.
Принцесса принимала его ухаживание как должное.
Ей – пятнадцать. Ему – семнадцать почти. И все считали, что у «детей» – любовь.
Их родителям и он, и она понравились сразу.
– Настоящий мужчина! – восхищался парнем ее отец.
– Прелестная девочка! – говорил о Дашеньке папа Вадика.
Уже родители и друг с другом познакомились. И никто и ничто не мешало их общению. Родители Даши могли спокойно уехать из Москвы. Оставить ребят одних. Его же родители были убеждены, что эта девушка ничему плохому не научит. Да и голодным не оставит их сына, если что.