— А непредвиденные обстоятельства? Мгновенный шантаж — и вот президент потерял голову от страха. Он хватается за нож и…

— Ну, что же вы, продолжайте, — я улыбнулся. — Он хватается за нож, который всегда носит с собой, и режет Коломийца. Я ведь знал, что в это утро случится непредвиденный шантаж, и поэтому принес нож на работу. Я, признаться, всегда так делаю, когда чувствую, что меня собираются мгновенно шантажировать…

— Да ладно вам, — поморщился следователь, — понесло…

— Это вас несет куда-то… И еще хочу сказать, что равнозначная должности Коломийца должность вовсе не рядовая. Шесть тысяч долларов в месяц плюс премии, плюс проценты… Получается что-то порядка ста — ста десяти тысяч долларов в год плюс перспективы роста, то есть увеличение этой суммы еще на порядок. Уход из компании означает переход на совсем другой уровень жизни. Двадцать-сорок тысяч долларов в год и никаких перспектив первые пять лет. Вам трудно понять разницу между этими суммами, поскольку и сорок тысяч в год для вас слишком много. — Я кивнул на его спутника: — Посмотрите-ка на своего начальника уголовного розыска. Именно так и выглядит человек, зарабатывающий в год двадцать тысяч. Подержанный костюм, подержанная машина, квартира по ордеру, холодильник в кредит… Поверьте мне, если бы он почувствовал, как живется на сотню-другую, вы бы его из этой жизни никакими бубликами не выманили. А попробовали бы силой, я не поручусь за то, что он не воспринял бы это как угрозу жизни и не наточил бы нож…

Чем дольше угрюмому что-то наговаривали в трубку, тем мрачней он становился. Думаю, он посветлел бы от радости, если бы обо мне ему сейчас говорили плохо. Есть такие ублюдки, которые тем счастливее, чем хуже говорят обо всех людях, которых они знают лично. В головах таких людей всегда царит нравственный беспорядок, такой прочный и непоколебимый, что им самим он кажется порядком.

Закончив говорить, начальник уголовного розыска многозначительно посмотрел на следователя. В этой многозначительности я прочитал: «Зацепиться не за что». Прочитав то же самое, следователь постучал пальцами по папке.

— Откройте свой сейф.

— Чего ради? — возмутился я.

Следователь разозлился:

— Того ради, что я подозреваю, что там лежит окровавленный нож!

— А не мозги ли запасные ты там хочешь найти?

— Послушай, мальчик, — по лицу его пробежала судорога. Она перечертила обе его щеки, как в мультике. — Делай, что тебе говорят, если не хочешь, чтобы я тебя сейчас увез в райотдел! Открой свой долбаный сейф, чтобы я мог его осмотреть!

— Постановление на обыск, — я протянул руку.

— Он умный, — напомнил начальник уголовного розыска.

— Он не умный, он просто не дурак. Это разные вещи. — Я видел, как прокурорский пышет прорвавшимся гневом. Вжикнув замком и вынув из папки бланк, он стал его заполнять. — Нужно постановление, будет. Только теперь я переверну всю твою квартиру…

— Черт с вами, валяйте. — В мои планы не входило общение с ними до обеда, и я направился к мебельной стенке. Набрав на панели код, я выслушал: «Hello, boss», и распахнул дверцу.

— Выкладывайте! — приказал следователь, заметив, что сейф битком забит документами.

Я радовался тому, что пакет из «Бэнк оф Нью-Йорк» на работе и этим парням придется рассматривать лишь мои старые записи да считать охотничьи патроны.

Они читали документы так, словно точно знали, что их интересует. Но я-то понимаю, что таким образом они хотят меня, человека сонного, поучить уму-разуму. Им-то явно не до сна, так лучше уж сидеть в теплой квартире, чем в пахнущем пылью кабинете или провонявшей бензином тачке.

— Вон-вон, смотри, нож побежал!

Начальник уголовного розыска сначала действительно посмотрел себе под ноги. Потом успокоился и стал слюнявить пальцы дальше. Ненавижу типов, слюнявящих пальцы. Есть влажная подушечка, а нет подушечки под рукой — отщипывай страницы на изломе. Зачем мазать слюнями чужие бумаги, животное?..

Сейф они осматривали ровно сорок минут. За это время можно было обыскать всю мою квартиру. Мстительные какие…

Они поднялись, как по команде, и угрюмый, не прощаясь, естественно, направился в прихожую. Следователь же пожевал губами и, уже немного любя меня за то, что я им все время, оказывается, говорил правду, начал прощание так:

— На всякий случай, Игорь Игоревич…

— Я смотрю фильмы. Я не должен никуда выезжать из Москвы.

Он кивнул и, сказав «до свидания», тоже вышел вон.

Чего мне не хочется, так это нового свидания с ними.

Нечего и говорить, что остаток рассвета я провел в отвратительном настроении, с больной головой и неспособным ехать в офис. И тут я вспомнил, что сегодня, черт возьми, суббота и поэтому никуда ехать не нужно. Быть может, эти двое и приперлись ко мне потому, что боялись моего исчезновения на выходные?

Но тогда им стоило сообщить об этом, а не играть в премудрых тиранов. Так что все сказанное мною им выше — в силе.

Прежде чем вырубиться хотя бы на полчаса, я завалился на кровать и, не глядя, зацепил лежащую рядом трубку.

— Старик, ты был в холле?

— Я был там.

— Ты что-то нашел?

— Я нашел.

— И что это было, Старик?

— Это была карта памяти, прилепленная к корпусу телевизора жвачкой.

Я почувствовал, как к голове моей приливает кровь.

— И ты, конечно, уже выяснил, чья это карта…

— Это карта Коломийца.

Я много плачу за отказ персонала от привычек и слабостей. На выходе из компании стоит детектор, не позволяющий выносить из «Глобал» носители электронной информации. Попытка вынести на крыльцо компакт-диск, карту памяти или жесткий диск мгновенно фиксируется, и с нарушителем порядка начинает вестись долгий, нудный разговор, заканчивающийся, как правило, увольнением с запятнанным реноме. Следующий работодатель обязательно позвонит мне, а я скажу ему, что устраивающийся к тебе, коллега, человек крал из офиса информацию для продажи конкурентам. И этому человеку откажут под любым предлогом. Следующим местом его работы будет дворницкая.

Любой контакт в Интернете, прежде чем направиться привычной дорогой в Сети, проходит контроль в конторе моего Старика из СВР. Уволенные из отдела «К» и подобранные мною спецы фильтруют информацию и в случае сомнений в лояльности послания тут же сообщают мне. Участь человека, попытавшегося сбросить инфу, предрешена. Выход на другой компьютер из офиса запрещен. Сначала я держал это в тайне от персонала, но когда стало ясно, что в связи с немыслимым потоком уходящей информации придется расширять штат бывших сотрудников «К», я решил пойти другой дорогой. Я демаскировал спецустройства, и попытки вынести информацию тут же сошли на нет. Несколько раз, правда, мне приходилось устраивать показательные суды над непонятливыми, и теперь, дай бог памяти, за два последних года я не припомню ни единого случая, чтобы кто-то решился поиграть в шпионов. Сегодня, прежде чем послать поздравления по Интернету маме, проживающей в Германии, сотрудница десять раз подумает, есть ли в отделе кадров информация о том, что мама в Германии.