Вообще-то это были счастливые годы – по крайней мере для меня, если не для работавших девушек, – пока мама не заболела. Как-то раз она начала кашлять и делала это, пока у нее не пошла горлом кровь. Миссис Барстоу позвала доктора и платила за лекарства из собственного кармана, но в конце концов мама сделалась слишком больной, и ей пришлось отправиться в госпиталь Святого Варфоломея. Там она и умерла – в общей палате, где длинные ряды кроватей. Девушки меня как-то взяли с собой ее навестить, а через несколько дней сказали мне, что она умерла. Миссис Барстоу держала меня за руку, когда маму опускали в землю на больничном кладбище. Ее целиком завернули в саван, и все, что было видно, – это свисавшие из-под савана волосы, яркие, как кровь на земле. Никогда не забуду этого зрелища – и вони всех этих трупов в общей могиле.

Мне было всего семь лет, но девушки заступились за меня перед миссис Барстоу, и она разрешила мне остаться, если каждая девушка согласится отдавать часть своего заработка на мое содержание, пока я не вырасту и не смогу зарабатывать на себя сама. И они согласились, хотя им и самим на жизнь едва хватало. Они меня называли своим талисманом, говорили, что я приношу им удачу. А неделю спустя миссис Барстоу позвала меня к себе в гостиную и сказала: «Там какой-то джентльмен пришел повидать тебя. Он представитель твоего отца, Диана».

– Джентльмен? – удивилась Мэри. – А я думала, это моя мать забрала тебя оттуда – из заведения миссис Барстоу – и увезла в приют Святой Магдалины. Хотя откуда ей было знать, что у Хайда есть ребенок? Миссис Пул, думаю, у моей матери секретов было не меньше, чем у отца.

– Или же она старалась хранить секреты вашего отца после его кончины, – предположила экономка.

– Я никогда не видела твою маму, – сказала Диана. – И вообще за мной не приезжала никакая женщина. Только мужчина во фраке и в цилиндре. Он назвался адвокатом, которого попросили забрать меня от Барстоу и отвезти в учреждение, где обо мне будут заботиться и дадут образование. Эх, я тогда и не подозревала, что это будет приют Святой Скукотищи! Знала бы я – сразу начала бы отбиваться ногами и руками. Но я думала, что он меня хочет увезти к отцу, а мама всегда говорила, что папаша – человек богатый. Так что я пошла с этим адвокатом, и сколько же раз мне пришлось об этом пожалеть! Девушки у Барстоу мне давали носить свои платья и украшения, красили меня румянами и мазали запястья духами. Они смеялись, и ругались, и напивались, как все нормальные люди. А в «Магдалине» меня нарядили в серое платье с белым передником. Волосы полагалось заплетать в косички и прятать под чепец, чтобы выглядеть благопристойно – как же ужасно они меня дергали за волосы, когда по утрам заплетали эти чертовы косы! Там не было ни конфет, ни журналов с картинками, только молитвы и шитье. Я ругалась сквозь зубы и нарочно путала нитки, просто чтобы позлить сестер.

– Но кто был тот человек? – спросила Мэри. – Ты не помнишь, как его звали?

– Он не представлялся по имени – по крайней мере, мне, – ответила Диана.

– Он был невысокий и кривоватый, как Хайд? – спросила миссис Пул.

– Да нет, вполне высокий и прямой, как фонарный столб. И с острым взглядом, которым смерил меня с головы до ног, и с тонкими губами, которые он презрительно поджал, когда увидел, как я одета. У него была трость с серебряным набалдашником в виде собачьей головы – я на нее всю дорогу смотрела, она была прямо как настоящая. Я еще, помнится, думала, что она могла бы залаять.

– Это же мистер Аттерсон! – воскликнула Мэри. – Миссис Пул, я совершенно запуталась. С чего бы мистеру Аттерсону участвовать в подобном деле?

– Ну, на тот момент он был поверенным вашей матушки, – сказала миссис Пул. – Думаю, он мог все это устроить по ее просьбе – оформить документы, открыть счет и даже забрать ребенка.

– Хватит говорить обо мне так, как будто меня тут нет, – Диана снова просунула большой палец ноги в дыру в обивке дивана и разорвала ее еще сильнее.

– Но мистеру Гесту ничего об этом не известно, – сказала Мэри. – Почему мистер Аттерсон не поставил в известность своего клерка?

– Может быть, мистер Аттерсон недостаточно ему доверял, – предположила миссис Пул. – Вот вы бы стали ему доверять?

– Ни секунды, – призналась Мэри.

Диана: – Ну что, я достаточно понаписала этого вашего «он сказал, она ответила»? Мне уже надоело.

Кэтрин: – Хорошо, я допишу историю за тебя и слегка поправлю твой текст, чтобы он звучал пристойнее. И уберу все ругательства. Можешь идти и заниматься… чем ты там собиралась заняться.

Диана: – Спорим, ты не хочешь этого знать?

Кэтрин: – И правда не хочу.

Да, ее мать, очевидно, все знала. О своем муже и его экспериментах, о Хайде… Мэри представила мистера Аттерсона – в его мрачном фраке и черном цилиндре, с едва видной золотой цепочкой из часового кармашка, садящегося в кэб с просьбой отвезти его в заведение Барстоу. Кэмбен, наверно, ухмыльнулся в ответ, чтоб показать джентльмену, что отлично понимает его намерения. Как это, должно быть, было ему неприятно…

А потом ему еще пришлось ехать в бордель, заходить внутрь и разговаривать с самой миссис Барстоу, прося отдать ему ребенка. И ему вручили Диану – с этой ее рыжей гривой, разодетую как… одна из этих девиц. Мэри могла себе представить, как почтенный поверенный содрогнулся.

Наверняка он действовал от лица ее матери. Мэри, помнится, дивилась тому, что ее мать, тогда уже больная, смогла открыть банковский счет и отправить Диану в Общество Магдалины. Но теперь все объяснилось: за нее это сделал ее юрист. Разумеется, миссис Джекилл не могла бы сама отправиться в бордель за дочерью ассистента ее мужа – или даже, если гипотеза Мэри была верна, за внебрачной дочерью своего собственного мужа. Мэри опустила голову на руки. Вся эта история представлялась ей сплошной головоломкой. И вот один уголок головоломки начал собираться, давая представление о целой картинке. Но оставалось еще столько отдельных кусочков, которые Мэри пока не знала, куда положить: Беатриче Раппаччини, и бедная девушка, которой сегодня утром вырезали мозг, и, конечно же, S.A., что бы ни значили эти литеры.

– Так что, есть еще сандвичи? – спросила Диана.

– Для тебя – нет! – отрезала миссис Пул. – У меня остался кусочек рулета с вареньем, но он для мисс Мэри, которая до сих пор почти ничего не съела. А ты съела уже порядочно! Но, боюсь, сахар у нас сегодня тоже закончился.

– Завтра я пойду в банк и закрою счет, который открыл мистер Аттерсон, – сказала Мэри. – Сегодня у меня не было времени – с этим убийством, неожиданно обретенной сестрой и всем прочим.

Нужно составить план действий на завтра, сказала Мэри себе – и начала составлять в уме список. Если все заранее разложить по полочкам, может, завтрашние дела перестанут казаться настолько безумными. Значит, сначала Клеркенвелл, где бы это ни было, потом Банк Англии, внести деньги на счет, чтобы можно было купить сахара, потом – Королевская коллегия хирургов, «ядовитая девица», а затем – обратно к Риджентс-парку, на встречу с Холмсом и Ватсоном. Интересно, что может рассказать Беатриче Раппаччини? Знает ли она, чем занимались их с Мэри отцы, что за эксперименты ставили? А может, ей известно, что такое S.A.?