Нина, продолжая тяжело дышать, все же засмеялась:

— Пробеги бегом до третьего этажа — у тебя какой голос будет? Я с улицы услышала, что у нас в комнате телефон звонит, да еще и междугородка, вот и припустилась. У нас все хорошо, можешь не беспокоиться. Погоди, я тебе твою бандитку позову, они с Петькой внизу остались — мы только что с моря пришли.

Было слышно, как Нина громко крикнула, по-видимому, в окно: «Ксюша! Беги скорее, мама звонит!»

Едва Нина принялась докладывать Маше о том, как они там живут, что-то хлопнуло, и прямо в ухо Маше зазвенел звонкий голосок дочери:

— Мамулечка, привет!

— Господи, Ксюшка, у меня барабанная перепонка так лопнет! Я тебя отлично слышу, можешь не кричать. Ну, здравствуй, маленькая, как ты там?

— Здорово! Мам, мы два раза в день на море ходим, а Петька вчера краба вот такого поймал, а я ему велела отпустить его, потому что нельзя же животных мучить, правда? — затараторила Ксюха, стараясь поскорее выложить все новости.

— Правда, правда, — улыбнулась Маша, представив возмущенную Ксюшкину физиономию и горящие праведным гневом глаза. — Ты там голодная не бегаешь, ешь хорошо?

— Хорошо, мам, меня тетя Нина заставляет.

— Правильно делает. Ты хоть не очень хулиганишь?

— Не очень, — несколько замявшись, ответило чадо. — Правда не очень.

— Ну, тогда ладно. Ксюшенька, ты там не соскучилась еще, домой не хочешь? А то можешь на даче у дедушки с бабушкой пожить. Если хочешь, папа за тобой приедет.

— Не-а! — моментально отказалась дочь. — Лучше вы с папой сюда приезжайте пожить, тут так здорово! Мам, я хочу всегда на море жить!

— Ну, это мы еще успеем обсудить. А приехать к тебе… Нет, дочка, у нас с папой работы много, никак не получится. Хотя и очень хотелось бы.

Потом трубку снова взяла Нина. Она сообщила, что Ксюха действительно ведет себя почти в границах приличия, целыми днями носится с Петькой, ест хорошо и прекрасно себя чувствует.

Звонок в Геленджик успокоил Машу, и она решила использовать с толком то время, которое собиралась провести в городе. Ксюхе необходимо было купить к школе кучу вещей, и Маша с удовольствием взялась за дело. Немного портила это удовольствие только страшная жара, которую она с трудом выносила после недавнего приволья. Однако погода не мешала ей тщательно выбирать всяческие мелочи по Ксюшиному вкусу — ранец, пенал, фломастеры, тетради, альбомы и прочее, и прочее.

Маша прекрасно знала, что ее Ксения с презрением отвергла бы пенал или тетрадь с какой-нибудь куклой Барби или аляповатыми цветами — дочь признавала только изображения зверей. На ранце, купленном Машей, красовался симпатичный енот с пушистым хвостом, на пенале — некто похожий то ли на хомяка, то ли на морскую свинку, а обложку дневника украшала пара ежиков.

Дома, рассматривая свои приобретения, Маша тихонько вздохнула: скорее всего ей не удастся первого сентября отвести дочку в школу, полевые работы явно к этому времени на закончатся. Так что придется эту почетную обязанность передоверить Мишке. Главное, чтобы он не забыл вовремя посмотреть в календарь, а то с его рассеянностью Ксюша вполне может отправиться учиться намного позже своих ровесников. Впрочем, она сама напомнит своему рассеянному папочке — Ксения весьма любопытная особа и начала школьной жизни ждет с нетерпением.

Все городские заботы быстро отошли на задний план, едва только Маша увидела приютившийся за облупленным, некогда выкрашенным в зеленый цвет небольшим зданием железнодорожной станции знакомый пропыленный «уазик» и развалившегося за рулем молодого водителя Сашу. Он дремал, прикрыв глаза бейсболкой, и не заметил, как Маша подошла к его окну.

— Привет, шеф! До Рогожино не подбросишь?

Саша подскочил и обрадованно воскликнул:

— О! Наконец-то! Полтора часа уже тут загораю, а недавно по радио объявили, что еще на час поезд опаздывает.

— Нагнали, — объяснила Маша, забрасывая сумку на заднее сиденье и забираясь рядом с водителем. — Я и сама думала, что испекусь в этом проклятом вагоне, чуть жива. Скорей бы в лагерь, в речку.

— Ничего, сейчас на трассе газанем, ветерком освежит.

— Как дела у вас? Что новенького?

Саша принялся выкладывать мелкие подробности экспедиционной жизни, а Маша слушала с большим интересом, чувствуя, что возвращается домой. «Век бы отсюда не уезжала, — мелькнула у нее мысль. — Вот если бы еще Ксюху сюда…»

В лагере все было по-прежнему. Маша с удовольствием прошлась по тропинке, выдержала натиск поджидавших ее ребят и, раздав письма и посылки, побежала купаться. Дорожную усталость как рукой сняло, и Маша вновь почувствовала себя бодрой и свежей. Правда, узнав о том, что Вадим еще не уехал, она внутренне напряглась.

Самого Вадима она еще не видела и встретила его лишь за ужином. К большому облегчению Маши, он поздоровался с ней приветливо и равнодушно, в глазах его не было и тени того выражения, с которым он разговаривал с ней накануне ее отъезда.

Как правило, после поездки кого-нибудь домой в лагере устраивался небольшой сабантуйчик. Чтобы не мешать остальным отдыхать, молодежь уходила подальше в лес, чтобы спокойно посидеть у костерка, попеть под гитару, съесть и выпить привезенные гостинцы. Так было и на этот раз. После ужина Маша отправилась к себе и, растянувшись на постели, принялась крутить ручку настройки приемника, стараясь поймать что-нибудь интересное. Вскоре к ней заглянул Дима-большой:

— Машка! Хватит валяться, мы тебя ждем. Вставай-вставай, лентяйка!

— Ну, Дима, неохота… Может, до завтра отложим? — взмолилась Маша, которой действительно не хотелось никуда идти. После суеты и шума большого города так приятно было вновь прислушаться к негромким звукам леса, шороху листьев, изредка доносившимся с реки тихим всплескам воды.

Однако Дима не собирался оставлять ее в покое.

— Давай-давай, в городе успела по диванам наваляться! Вставай, Маш, пойдем — народ ждет.

С тяжелым вздохом Маша покинула такое удобное ложе (гораздо лучше всех диванов!), пошарив в дорожной сумке, вытащила две бутылки грузинского вина и сунула их в руки Диме:

— Раз уж от тебя отделаться нельзя, то и неси сам. Димка не возражал, и они направились к давно всем знакомой поляне, которая была обычным местом сбора перед такими вечерними вылазками. Комары уже повылезали из своих дневных убежищ, и теперь над головами раздавалось непрерывное жужжание, к которому, впрочем, все давно привыкли и почти не замечали. Лишь изредка кто-нибудь хлопал ладонью по щеке или по лбу, чтобы избавиться от наиболее назойливого кровопийцы.

Впереди слышались голоса, чей-то басовитый смех (наверное, Пашкин) и треск сучьев, которые предназначались для костра. Пока Маша со своим спутником осторожно пробирались по узкой тропке сквозь густые заросли боярышника, цепляющегося за одежду своими колючими ветками, потянуло и дымом разгорающегося костерка.