Игроки под деревьями напоминают терракотовые статуи, которые Вечность разбросала по земле. На меня наваливается каменное отчаяние. Дрожат ноги, кружится голова. С неба опускается серый занавес.

Я прерываю партию.

Мой противник поднимает голову и внимательно смотрит сквозь очки. Он ничего не говорит и нисколько не сердится. Просто играет, не задавая вопросов. Когда я покидаю стол, он до последнего смотрит мне вслед. Кажется, мое страдание обретает поэтическое величие. Я становлюсь трагедийной актрисой, но играю для единственного зрителя, которого не знаю.

Площадь Тысячи Ветров пропитала меня своими запахами, я теперь знаю каждое растущее на ней дерево, каждый гобан, каждый луч света.

Старики, страстные любители игры, проводят здесь весь день. Они приходят на рассвете, держа в одной руке веер, в другой — чайник, подвешивают клетку с птичками на ветку и остаются на много часов. Открытые бочонки с камнями означают, что у игроков назначено свидание, а если они закрыты, значит, игрок приглашает партнера сразиться.

Я опасался, что завсегдатаи в конце концов сумеют отличить псевдокитайца от истинного уроженца страны. Но теперь беспокойство ушло. Слово здесь уступает власть щелканью камней по доске.

Мне придумали легенду, но я ни разу ею не воспользовался. Китаянка даже не спросила моего имени — это не имеет никакого значения для игры.

Уверившись, что рыбка заглотнула наживку, она больше не пытается меня очаровывать. Приберегает улыбки и лукавые слова для следующего игрока, которого завлечет в свои сети.

Китаянка дуется — по неизвестной мне причине.

Она молча кивает и хранит молчание до самого конца партии, открыв рот лишь для того, чтобы назначить следующую встречу.

В первые дни я видел в ней мою ученицу гейши. Сегодня она ничем не напоминает ухоженную, утонченную японку. У нее усталые движения, она небрежно причесана, я замечаю грязь у нее под ногтями. Неаккуратность китаянки выдает глубочайшее презрение к моей особе. На лбу у девушки выступили прыщи, очаровавшее меня изящество исчезло. Белки глаз утратили дивное отливающее синевой сияние, взгляд стал тусклым. Губы у нее шелушатся, щеки запали, как у воина. Китаянка превращается в китайца!

Я мщу ей за разочарование, одержав победу в первом прямом столкновении. Позиция белых камней, взятых в клещи на юге доски, ухудшается.

С полным безразличием к неудаче она записывает позицию и торопится уйти.

Сестра шепчет:

— Кажется, я беременна.

После ужина она приходит в мою комнату, и я чувствую, что должна поздравить ее. Спрашиваю, когда ее осматривал наш семейный врач.

Поколебавшись мгновение, она говорит, зардевшись румянцем:

— Я еще не была у него. Я боюсь…

— Так откуда же ты знаешь?..

— У меня задержка на десять дней.

Я обмираю. У меня тоже задержка на десять дней.

— Ты уверена?

Лунная Жемчужна хватает мои ладони в свои:

— Послушай, мой организм работает, как часы. На этот раз все получилось! Вечером, перед сном, у меня кружится голова. Утром тошнит. Все время хочется маринованных овощей. Говорят, если женщине хочется кислого, она родит сына. Думаешь, это правда?

Радость сестры мне совершенно безразлична, и я советую ей обязательно посетить врача.

— Я боюсь. Страшно подумать, что я ошиблась. Я никому ничего не сказала. Это будет наш с тобой секрет. Ах, сестричка, сегодня утром ко мне вернулось счастье! Я прикасаюсь к животу и чувствую, что ребенок уже питается моей плотью. С его помощью я сумею победить неверность мужа, одиночество и ложь. С его рождением я начну новую жизнь!

Возбуждение сестры приводит меня в оцепенение. Она так страстно желает ребенка, а для меня беременность означала бы смертный приговор.

После ухода Лунной Жемчужины я подсаживаюсь к письменному столу. Беру кисточку и делаю черной тушью отметки, считая и пересчитывая сроки месячных. Они должны были начаться ровно девять дней назад.

Я падаю на кровать. У меня гудит голова. Не знаю, сколько времени длилось мое забытье. Когда я прихожу в себя, часы бьют полночь. Раздеваюсь и ложусь.

В комнате темно, но сон не идет ко мне. Как странно знать, что в одной жизни вызревает другая, что мое тело напоминает плодовое дерево!

Ребенок унаследует узкие глаза Миня. Если родится мальчик, он будет обаятельным и веселым, как Минь, ученым и серьезным, как мой отец. А если родится девочка, у нее будут красные, как у меня, губы и такая же нежная кожа. От моей сестры она унаследует требовательность и ревнивость, а от матери — величественную осанку. Гордый и вечно печальный Цзин будет гулять с моим ребенком, а когда тот подрастет, станет ходить на площадь Тысячи Ветров, научится играть в го и однажды победит меня.

Я возвращаюсь к реальности, не переставая ласкать руками свой живот.

Минь в плену у японцев, и никто не знает, когда его освободят. Я не знакома с его семьей. Меня прогонят, если я приду в его дом. В колледже, как только все откроется, меня заклеймят за то, что я опорочила доброе имя уважаемого учебного заведения. Слух разнесется по всему городу. Родители не вынесут презрительных взглядов, пересудов и перешептываний. Дети будут швырять камни в Лунную Жемчужину с криками: твоя сестра — шлюха!

Я зажигаю свет. Живот у меня плоский, от пупка вниз спускается пушистая дорожка. Когда кормилица в детстве купала меня, она всегда говорила, что я рожу сына.

Я брошусь на колени перед родителями. Буду биться лбом об пол, прося их о милосердии. Отправлюсь жить на край света и рожу там ребенка, дожидаясь освобождения Миня и Цзина.

Этот счастливый день наступит: к одинокой хижине направятся по дороге двое мужчин. Дверь откроется и…

7 июля базирующаяся в Фэнтае часть потеряла во время ночной операции одного солдата. Китайская армия не позволяет нам обыскать город Ванпин. Зафиксирована первая перестрелка.

8 июля происходит второе столкновение у моста близ Долины Тростников.

9 июля генеральный штаб рассылает в гарнизоны на Пекинской равнине приказ готовиться к сражению. Правительство в Токио делает умеренные заявления для международной прессы: «Не следует осложнять ситуацию, конфликт должен быть разрешен на месте».

Генеральный штаб выдвигает предложение о прекращении огня при соблюдении четырех условий: китайцы должны убрать свой гарнизон из Долины Тростников; обеспечить безопасность японских военных; выдать террористов; принести извинения.

Они отвергают все условия.

10 июля батальоны Чан Кайши начинают продвижение к Пекину. Первые части наших маньчжурских соединений входят за Великую стену.