Да и Стелла не в себе не из-за этого. Это она меня отшила, а не наоборот. Причина ее плохого настроения может быть вообще любая. Она же девчонка. Они все ненормальные!

— С утра она была странной, на себя не похожей, — произносит Ли задумчиво. — Но, к сожалению, я не знаю, что у неё случилось. Она мне не рассказывала ничего такого.

Она поглядывает на меня, пока говорит. Я уже оставил кресло в покое, просто стою в углу и смотрю на них молча. Ли задерживает на мне взгляд и поднимает брови. Хочет, чтобы я рассказал директору о том, как его дочь дала мне от ворот поворот. Я опускаю глаза.

Директор — хороший мужик, но надо ли ему знать о таких вещах?.. Я долго мысленно оправдываю своё молчание.

— Может быть, дело во мне. После ухода Нины я не знал, как вести себя с дочкой. Наверно, я не был ей хорошим родителем. Я отдал своё разбитое сердце этой школе. А надо было ей.

— Вы не правы, — резко говорит Ли, и я удивленно смотрю на неё: так говорят не с директором собственной школы, так говорят с раздражающим младшим братом, который опять напортачил. — Вы — чудесный отец. Возможно, чересчур суровы иногда, но отец таким и должен быть. Вы заботитесь о ней, проверяете, сделала ли она домашнее задание, следите, чтобы она одна не бродила по ночам. Вы любите ее, и, надеюсь, она это знает. А если нет, скажите ей это. И побыстрее.

Я слушаю самозабвенную речь Ли, и мне становится невыносимо тоскливо. Потому что я знаю, что о ней самой так никто не заботится.

Краем глаза я замечаю какое-то движение. Аккуратно поворачиваю голову в сторону двери и встречаюсь глазами со Стеллой. Она стоит в дверном проеме. На ее щеках яркие чёрные подтеки от туши для ресниц. Она делает мне знак молчать.

— Хотел бы я, чтобы ты была моей дочерью, — проникновенно отвечает Антон Николаевич. — Все было бы гораздо проще!

Я в ужасе смотрю на то место, где только что стояла Стелла. Я выскальзываю из кабинета директора и бегу за ней. Догоняю ее только на улице, хватаю за плечо, поворачиваю к себе. Она рыдает и даже не пытается сдерживаться.

— Ты не так все поняла, — шепчу я. — Все не так. Он… Твой отец, он любит тебя. Только тебя, слышишь?

Я знаю, какие проблемы у неё с отцом. И то, что она сейчас услышала, могло разбить ее сердце вдребезги. Она размазывает чёрные слёзы по щекам и смотрит на меня. И я понимаю, что она не слышала ничего из того, что я только что сказал.

— Именно поэтому, — говорит она гортанным голосом и всхлипывает, — именно поэтому я общалась с ней! У нее так легко это получается: все ее любят. Даже мой отец. А на меня он даже смотреть не может. Ничего…

Я хочу ей сказать, что ее отец после ссоры первым делом побежал искать ее друзей, чтобы выяснить, что у нее случилось. Хочу спросить, стал бы так делать равнодушный отец. Но она не даёт мне и слова сказать. И говорит она, похоже, не со мной, а с каким-то невидимым собеседником за моей спиной. Выглядит жутко, если честно.

— …ничего. Теперь все изменится. О, теперь все будет иначе.

Она стряхивает мои руки и, пошатываясь, идёт в сторону улицы. Я предпринимаю ещё одну попытку поговорить и снова нагоняю ее, но она резко поворачивается ко мне, и ее лицо искажается в гримасе:

— Ты! Не смей за мной ходить! Ты — последний, кого я хочу видеть!

Глава 35. Ли

Я осторожно кладу руку Нику на плечо. Он не реагирует, смотрит, как спина Стеллы скрывается за углом.

— В ней столько злости… — печально говорит он. — Откуда она взялась? Раньше ее не было.

— Нужно вернуться к директору и сказать, что пропажа нашлась, — вздыхаю я. — Что она тебе сказала?

— Сказала, что все изменится, — отвечает Ник, когда мы снова заходим в школу.

Он ёжится от холода и пытается согреть ладони горячим дыханием. Конечно, выскочил за Стеллой без верхней одежды, а на дворе совсем не лето.

— И что это значит?

— Понятия не имею.

После короткого визита в кабинет директора и двух уроков, на которых нам все-таки пришлось присутствовать, я ловлю Ника на улице. Он неуверенно мне улыбается.

На самом деле ситуация странная: мы вроде как нашли общий язык, хотели провести время вместе, но потом нас грубо прервали, и теперь момент, казалось бы, упущен. Атмосфера уже не та, солнце окончательно поглотила огромная туча и начинает накрапывать дождик. Плюс ко всему на уроке английского Ника вызвали к доске, и он схлопотал «двойку».

Может, мне вообще показалось, что между нами все изменилось? Как знать, может все изменилось только для меня, а он все так же терпеть меня не может?

Я ожидаю, что он сейчас помашет мне на прощание или спросит, зачем я его жду, или сделает что-то ещё, что заставит меня почувствовать себя дурой, но нет. Он непринужденно спрашивает:

— Может, в кино?

***

В кинотеатре полно людей. Оказывается, сегодня премьера какой-то очень ожидаемой романтической комедии. То ли «Любить — значит, жить», то ли «Жить, значит — любить». Неважно. Что-то сентиментально-сопливое, трогательное и призывающее каждого любить ближнего своего. Какая-то дамочка в слишком узких зелёных брюках держит своего кавалера за рукав и визжит от восторга. Видимо, боится, что тот сбежит.

Я слежу за этой парочкой без особого интереса, когда Ник легонько толкает меня в плечо и предлагает посмотреть боевик. Я благодарю небеса за то, что он не счёл меня любительницей сопливых мелодрам. Потому что если б он предложил смотреть это, я бы согласилась.

***

— Обожаю этого актера, — выдыхаю я, когда мы выходим из кинотеатра: на улице уже совсем стемнело, и фонари освещают дорогу уютным желтым светом.

— Знаю, — отзывается Ник.

Я хмурю брови.

— Это ещё откуда?

— Видел постер в твоей комнате.

Я смущенно опускаю глаза. Конечно, он же был в моей комнате. Мы там ругались. А до этого обсуждали жизнь после смерти. Уже тогда я могла бы понять, к чему все это приведёт. С ним было здорово даже ругаться!

Но я больше этого не хочу. Нужно срочно что-то придумать, чтобы остаться наедине и при этом не в том месте, которое бы