— Может, бокал вина? Тебе точно понравится вон…

— Я в состоянии решить, чего я хочу, без твоей помощи.

— Ладно.

— Я хочу эспрессо-мартини.

— Ты точно уверена? — спрашивает Джимми.

— Точно.

Он пожимает плечами, уступая. Потом берет две бутылки и переворачивает их над шейкером из нержавеющей стали.

— Как девочки?

— Хорошо.

— Как Джессика сыграла?

— Сыграла, и ладно. Они продули.

— А Софи?

— Переживает из-за контрольной по математике, думает, она ее завалила, но я уверена, что все в порядке.

— А Грейси как?

— Хорошо. — «Она скучает по тебе. Все трое скучают».

— Ну и хорошо.

— А как поживает Бет, тебя не интересует? — осведомляется Петра.

— Разумеется, интересует. Как твои дела, Бет?

— Хорошо.

— Отлично выглядишь.

— Спасибо.

— Мне нравится твоя цепочка.

Бет накрывает ладонью медальон. Щекам становится жарко. Она почти и забыла, что надела его. Но прежде чем она успевает что-либо ответить, Анжела снова просачивается за барную стойку и что-то показывает Джимми на своем телефоне, завладевая его вниманием. Она смеется и касается его предплечья. Ладонь Анжелы на руке Джимми. Бет может пережить ее смех, улыбки, игривость и ее грудь, но что-то в этом мимолетном прикосновении, интимность этого жеста становится для нее последней каплей.

— С тобой все нормально? — на ухо спрашивает у Бет Джилл. — Что-то ты какая-то бледная.

Бет кивает и, стиснув зубы, сглатывает. Говорить она не может. Если она сейчас заговорит, то разрыдается. С какой бы целью она сюда ни явилась, сейчас ее цель — уйти отсюда, не разрыдавшись на глазах у Джимми с Анжелой.

— Думаю, тебе просто надо что-нибудь съесть.

Бет снова кивает, теребя серебряный медальон в пальцах и ненавидя ту глупышку, которая надела его на шею несколько часов тому назад.

Джимми подает Бет ее эспрессо-мартини, потом приносит всем троим их еду. Петра заказала морского окуня. Джилл, которая с апрельского собрания их книжного клуба подсела на суши, ролл с тунцом, а Бет — бургер с жареной картошкой. С жареной картошкой на трюфельном масле.

— Ну, как вам еда? — интересуется Джимми через несколько минут.

— Отличная, — отзывается Петра. — Еда просто отличная, Джимми. Кто у вас шеф-повар?

Пока Петра с Джимми обсуждают ресторанный бизнес, а Джилл переписывается с сыновьями, Бет сосредоточенно ест и пьет. После второго коктейля она ловит себя на том, что плакать ей больше не хочется. Все ее чувства как-то притупились, как будто ее, словно кокон, куда более действенный, нежели борода или черный свитер, окутал непроницаемо толстый слой электрических помех.

Она приканчивает свой третий коктейль, еще один эспрессо-мартини, когда за спиной у нее раздается возглас: «Бет!» — и она оборачивается. Это Джорджия, которая, помахав ей рукой, начинает пробираться сквозь толпу к барной стойке, задевая на ходу людей и стаканы и оставляя за собой след из пролитых напитков и недовольных лиц.

— Как я рада, что вы еще здесь! — восклицает она, отдуваясь. — Ну, как дела? Где эта метресса?

Бет с Петрой и Джилл смотрят друг на друга, потом на Джимми, который совершенно точно это слышал. Петра разражается смехом.

— Ты хочешь сказать, хостесса? — уточняет она.

— Тьфу ты! — смеется Джорджия. — А ведь я даже ничего еще не пила. Так где она?

— Ты не видела ее на входе?

— Нет, а где она?

— У тебя за спиной. У двери.

— Где?

— Такая темненькая, кудрявая. — Джорджия привстает на цыпочки и старательно щурится. — В черной блузке, — делает еще одну попытку Петра. — Джорджия качает головой, продолжая вглядываться в толпу. — С большими сиськами.

— А, поняла! — говорит Джорджия. — Профурсетка. Вот уж никогда бы не подумала, что Джимми из тех, кто западает на большие сиськи.

Бет машинально прижимает руку к собственной груди. Ну да, что уж теперь, ее бюст хоть сколько-нибудь выдающимся назвать нельзя, и Джимми действительно всегда обращал внимание в первую очередь на ноги. У Бет великолепные ноги, длинные и стройные. Она всегда любила ходить пешком: по пляжу, по ферме Бартлетта, по всему Нью-Йорку, пока не перебралась сюда.

Ей вдруг приходит в голову, что она никогда в жизни не слышала, чтобы о каком-то мужчине говорили, что он западает на глаза, или на мозги, или на характер. Она в один глоток допивает свой коктейль. Да ну их, этих мужчин. Может, оно и к лучшему. Может, без Джимми ей будет проще. Зачем ей мужчина в доме? Никто не будет разводить грязь и беспорядок и пахнуть плохо тоже не будет. И никаких больше ссор. С тех пор как он ушел, в доме мир и покой.

— Ты только не подумай, я не хочу сказать, что с твоей грудью что-то не так, — поспешно добавляет Джорджия.

— Ничего, родит — и у нее тоже обвиснут, как у нас всех, — говорит Джилл.

Шуршащее отупение алкогольной брони Бет, должно быть, дало трещину, потому что это замечание пробивает ее и поражает в самое сердце. А что, если Анжела забеременеет? Бет думает о том, что все три раза зачатие далось ей совершенно безо всяких усилий. Едва стоило им с Джимми перестать предохраняться, как все получалось с первого же раза. Перед глазами у нее все начинает плыть. Надо уходить отсюда.

— Привет, Джорджия, — говорит Джимми.

— Я на тебя зла, — заявляет та.

— Я знаю.

— Но если Бет тебя простит, то и я тоже прощу.

— Это справедливо. — Он устремляет вопросительный взгляд на Бет, как будто ждет, когда приоткроется окошко, хотя бы самую капельку.

— Бет, ты что-то опять вся бледная, — замечает Джилл.

Несмотря на то что она сидит вплотную к Бет, ее голос звучит так, как будто доносится откуда-то издалека.

— Бет, с тобой все в порядке? — спрашивает Петра.

— Что-то мне нехорошо, — еле слышно выдавливает из себя Бет.

— Я отвезу ее домой, — говорит Петра.

— А я останусь и выпью еще по рюмочке с Джорджией, — говорит Джилл.

Петра расплачивается за них с Бет, и Джорджия обнимает Бет на прощание.

— Она профурсетка, — говорит она.

— Спасибо.

— А ты королева. — (Бет улыбается.) — И мне очень нравится твое платье.

— Спасибо.

Джилл, поднявшись со своего места, тоже обнимает Бет.

— Ты отлично держалась. Я позвоню завтра.

Бет кивает. Прежде чем двинуться к выходу, она бросает взгляд на Джимми.

— Спокойной ночи, Бет, — говорит он.

— С-спокойной ночи, Джимми.

Петра берет ее за руку, и они принимаются пробираться сквозь толпу к выходу. А Джимми остается. Остается там с Анжелой. Это кажется непоправимо неправильным. Где-то под шуршанием помех ее внутренний голос исходит криком: «Не оставляй его! Не оставляй!» Но уже поздно, и на сегодня она уже достаточно съела