Валерий Игоревич разместился в беседке рядом с мангалом и стал накладывать куски порезанной курицы на решётку.

– Теперь можешь рассказать, что хотел, – словно между делом заявил Казанцев.

– Можно я сначала спрошу?

– Зачем нужно было делать весь путь? Не курочки же поесть я тебя сюда привез.

Соболев молча кивнул.

– Ну сам подумай. Ты мне хочешь что-то рассказать про человека из центра, который усиленно копает под нашу контору, больше, конечно, под меня. И что ты думаешь, прицельное внимание этих ребят может обойтись без прослушки? Я уверен, что и в конторе, и в машине, и скорей всего, в доме стоят «жучки». А вот здесь, в беседке, вряд ли. Хотя я, на всякий случай, все равно проверил. Но даже если бы они здесь стояли, тут такой ветер, что они просто не сработают.

– Надо же и телефон унести, – опомнился Соболев.

– Не надо, – отмахнулся Казанцев. – Таких санкций Степнову никто не даст. Итак, что ты хотел рассказать?

– Он меня вербует, – прямо ответил Соболев. – Хочет, чтобы я на вас начал стучать.

– А ты?

– А я думаю, что стучать – это не мое. Тем более на своих. К тому же его персона у меня вызывает больше вопросов, чем ваша.

– Ясно, – выдохнул слово Казанцев и положил решётку на мангал. – Не, ну это было ожидаемо. Он тебя наверняка проверил, прикинул, что я к тебе расположен и, скорей всего, не просто так повышаю, и решил действовать на опережение. Умный.

– Что значит «не просто повышаю»? – напрягся Соболев.

– Ха, – ухмыльнулся Валерий Игоревич. – Да то и значит, Кирилл, что и впрямь тебя не просто так повышаю. Понимаешь, мне нужен здесь свой человек. Нет, можно, конечно, всё делать одному, но силы настолько неравны, что это, очевидно, приведёт к проигрышу. А тут я заметил тебя. Молодого, смелого, не боящегося авторитетов и не подверженного влиянию толпы. К тому же у тебя опыт и стаж. В общем, ты мне действительно нужен, чего уж тут скрывать.

– Для чего я вам нужен? – Соболеву очень не нравился этот разговор.

– Да ты не смотри так волком на меня. Воду травить или торговые центры взрывать я не собираюсь. Но я удивлен, что у тебя не появились вопросы, после того как ты узнал правду о датчиках. Мне даже интересно, ты ведь думал об этом, прикидывал информацию?

– Честно говоря, мне просто некогда было, – пожал плечами Соболев. – Столько всего происходит в последнее время. Да и что, собственно, нового я узнал? Ну ещё одна переменная в нашей работе, интересно, конечно, но ничего шокирующего. Центр всегда от нас что-то скрывает.

– Подожди-подожди, – удивился Казанцев, – но это же не просто рухнувшие перегородки, это люди. Их жизни.

– Я понимаю, Валерий Игоревич, что вы хотите сказать. Но мне, в моей работе, это как может пригодиться? Я так понимаю, что данные по человеческим смертям мы не получаем, они только для избранных наверху, которые, похоже, никак эту информацию не используют.

– Ошибаешься, – тихо сказал Казанцев и перевернул решётку. – Ещё как используют.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ровно то, что сказал. Центр не просто имеет возможность собирать эту информацию. Ты просто не видишь картину целиком. Подумай, все датчики завязаны на один сервер, куда стекаются все данные. И поверь, там стоит такое оборудование, которое запросто может обрабатывать любые объемы этих показаний. А значит, они имеют возможность анализировать и собирать статистику. Я тебе больше скажу, их ЭВМ может даже дальше заглядывать в будущее. Что из этого следует?

– Что они знают, когда, где и сколько погибнет людей.

– В точку. А теперь вспомни ещё один момент, фабулу, которую все триггеры знают, как отче наш.

– То, что должно случиться, обязательно произойдет.

– Да. То есть они знают, что в определенном месте, в определенное время может погибнуть некоторое количество народу. Отсюда можно строить прогнозы происшествий. Где обычно гибнет очень много людей одновременно?

– В очаге техногенных катастроф, это из учебника.

– Правильно. То есть там, – Казанцев показал наверх, – они точно знают, что может взорваться какой-нибудь заводик, или станция, или, скажем, произойти выброс ядовитых веществ в атмосферу. А ведь это уже не просто людские жизни, это деньги, Кирилл. От техногенных катастроф страдает в первую очередь экономика, а она, как известно, кровь страны. И что делают, когда крови слишком много и она может уничтожить организм?

– Не может быть! – воскликнул Соболев.

– Ещё как может. Они пускают кровь, чтобы, как им кажется, избежать большой беды. Только вот такое кровопускание не может быть незаметно в больших объемах. Люди, как известно, просто так пачками не дохнут. Очень живучие мы. Но, повторюсь, просто так не дохнут, а не просто так – запросто.

– Я ничего не понимаю, – замотал головой Соболев. – То есть они всё равно убивают людей? Но как? Это же было бы всем заметно.

– Так это заметно, просто никто не связывает это с центром. Ну, вернее, связывают, конечно. Но редкие радикалы или объявленные сумасшедшие, которых никто и не слушает. Ты забываешь, что у этого чудища много щупалец, и каждым из них он может дотянуться персонально до тебя. Например, медицина, где тоннами выпускаются лекарства, которые ни хрена не лечат, в лучшем случае снимают симптомы. А персонал, который и так-то некрепкий, но ещё сильнее подбивается вторым щупальцем – образованием. А там, где не работает схема, регулярно вбрасываются всякие интересные препараты, убивающие напрочь иммунную систему, и которые народ жрёт в виде добавок и прививок, как манну небесную. И это только вершина айсберга. Есть такие препараты, которые как бы помогают от текущего вируса, но на самом деле являются лишь частью бактериологического оружия, которое собирается в организме как конструктор, получая с новыми препаратами от очередной эпидемии новые составляющие. Мы лечим грипп из года в год, убивая себя изнутри. Жалко, я сам об это поздно узнал. – Казанцев замолчал на несколько секунд, явно перебарывая в себе какие-то эмоции. Он снова перевернул решётку с уже подрумянившейся курочкой и, похоже, взяв себя в руки, продолжил: – Они строят химически и радиационно опасные объекты в городах или рядом с ними, они позволяют делать выбросы в реки, из которых мы пьем, разрешают травить воздух, которым мы дышим, они везде, где содержатся люди, допускают условия, при которых происходят массовые заражения неизлечимыми болезнями, позволяют целым сёлам уходить под воду и продают дешёвый алкоголь на каждом углу.

– Но какой в этом смысл? – спросил Соболев, не узнавая свой голос.

– А ты до сих пор ещё не понял? Это же тот же самый превентивный принцип. Чтобы не рухнула Организация, нужно заранее внести корректировки. В данном случае корректируют человеческие жизни. Не будет массовых смертей, если люди уже погибли. Контролируемые смерти позволяют центру своевременно подстраиваться. В результате чего сохраняются стабильность и постоянство.