черноморские берега. Некоторые греки, пробыв короткое время в российских причерноморских городах и став российскими подданными, возвращались надолго или навсегда в родные места и продолжали свою торговую и предпринимательскую деятельность уже под покровительством российских консулов. В качестве примера здесь можно упомянуть крупнейшего греческого судовладельца, главу правительства Греции в 1824–1826 гг. Георгиоса Кундуриотиса, жившего постоянно на Идре и являвшегося одновременно одесским купцом первой гильдии и российским подданным. В данном случае неизвестно, бывал ли вообще Кундуриотис когда-либо в Одессе, однако точно известно, что у него были прочные деловые связи с богатым одесским купцом И. Амвросиу. Во всяком случае, в 1818 г. тот ходатайствовал перед своим влиятельным соотечественником И. Каподистрией, министром иностранных дел России в то время, о предоставлении Г. Кундуриотису места российского консула на Идре[202].

Давало ли принятие российского подданства грекам, остававшимся у себя на родине, уверенность в сохранении имущества и самой жизни? На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Естественно, что в Константинополе и в Греции – там, где находились российские консулы, – российские подданные пользовались защитой дипломатических представителей России. Но российские консулы находились далеко не везде, а своевольные воеводы и ага, не признававшие никаких международных норм и не подчинявшиеся собственным вышестоящим властям, зачастую даже больше притесняли российских подданных, чем греческую райю. Да и сами райяты относились к своим соотечественникам, принявшим российское подданство, без особой симпатии, так как те по сравнению с ними находились в привилегированном положении при платеже таможенных пошлин и сборов.

В 10-е годы XIX в. экономические связи между судовладельцами Архипелага и греческими купцами черноморских портов России еще более окрепли. После завершения наполеоновских войн в связи с неурожаем в Западной Европе значительно возрос спрос на российскую пшеницу. К этому времени греческий флот Архипелага переориентировался в основном на обслуживание хлебного экспорта Южной России, что стало его постоянной работой вплоть до начала революции 1821 г., причем значительная часть греческих кораблей совершала рейсы от черноморских портов России до портовых городов Западной Европы под российским флагом. В 1817 г., когда экспорт российской пшеницы достиг наивысшей точки, черноморско-азовские порты посетили 1885 судов, из них 935 – под российским флагом[203]. На самом деле значительная часть этих судов принадлежала греческим судовладельцам; переход принадлежавших им судов Архипелага под российский флаг произошел благодаря их фиктивной продаже российским подданным[204]. В результате греческий флот остался под покровительством России, что обеспечило его существование и развитие и позволило ему сыграть колоссальную роль в войне за независимость.

Значительную роль сыграли в этом греческие купеческие фирмы Южной России, которые, участвуя в операциях по фиктивной купле-продаже судов Архипелага, руководствовались, разумеется, не только идеальными побуждениями. Конечно, участием в этих операциях роль греческих колоний Новороссии в экономическом развитии Греции не ограничивается. Но малая изученность этой большой темы позволяет нам затронуть лишь один ее аспект.

Тесные экономические и человеческие связи между греческими общинами Новороссии и Греции способствовали сохранению их национальной самобытности. Подобно своим соотечественникам в самой Греции, переселенцы стремились дать своим детям национальное образование. Стремление греков в России к созданию своих национальных учебных заведений не встречало какого-либо противодействия со стороны царского правительства. Более того, И. Каподистрия – влиятельный министр Александра I и греческий патриот, горячий поборник просвещения, – всячески содействовал национально-просветительской деятельности своих соотечественников в России. Так, при содействии Каподистрии в Мариуполе около 1820 г. было открыто греческое училище. Оно способствовало сближению мариупольских греков, составлявших внутри греческого сообщества в России самостоятельную этноязыковую общность, с переселенцами из Греции. В 1818 г. Александр I разрешил открыть в Балаклаве училище для детей низших чинов Балаклавского греческого батальона[205]. Решение это, по-видимому, также было принято не без участия Каподистрии.

Но самым значительным греческим учебным заведением России стало Греческое коммерческое училище, открытое 3 (15) сентября 1817 г. в Одессе в присутствии одесского генерал-губернатора А. Ф. Ланжерона. Училище это, располагавшееся в центре Одессы, рядом с Ришельевским лицеем, стало важным очагом новогреческого Просвещения. Училище содержалось за счет греческих купцов Одессы, пригласивших для преподавания в нем видных греческих педагогов. В 1819 г. число учащихся достигло 350 человек, в числе которых были дети не только греческих колонистов Южной России, но и жителей самой Греции. Это учебное заведение, как с гордостью писали в августе 1820 г. его руководители, «принесло уже существенную пользу городу, как образованием здешнего юношества, так и распространением древнего и нового греческого языка, для изучения коего стекается сюда юношество даже из древней Греции»[206].

Деятельность Греческого коммерческого училища Одессы привлекла внимание и российских современников. Известный впоследствии востоковед и писатель О. И. Сенковский, посетивший осенью 1819 г. это училище, писал в «Вестнике Европы», что «Одесса становится важным пунктом в рассуждении наук греческих»[207]. Роль Греческого коммерческого училища Одессы как очага греческого образования и культуры еще более возросла после начала в 1821 г. Греческой революции, когда все подобные учреждения в Греции и за ее пределами прекратили свою деятельность. До завершения войны за независимость это училище оставалось единственным крупным центром греческого образования[208].

Исключителен вклад греческих черноморских колоний России в непосредственную подготовку и осуществление плана национально-освободительного восстания 1821 г. Особенно это относится к Одессе – колыбели знаменитой Филики Этерии. Думали ли греческие эмигранты из числа первых жителей этого черноморского порта России, основанного в 1794 г., что они вернутся на освобожденную с их помощью родину? На этот вопрос можно дать положительный ответ. Основанием для этого, в частности, является интересный документ, обнаруженный нами в Архиве внешней политики Российской империи, – обращение на новогреческом языке (вместе с французским переводом) грека к своим соотечественникам[209]. Документ не имеет ни даты, ни подписи, но, судя по его содержанию, относится к 1795–1796 гг. Неизвестный автор, названный во французском варианте «архимандритом», дает перспективу грядущего освобождения Греции: «именно отсюда [из Одессы. – Г. А.] мы откроем широкую дорогу, для того чтобы свободно прийти на нашу родину, некогда столь знаменитую, а сегодня столь угнетенную. Именно отсюда, с помощью креста и нашей императрицы, мы пойдем, чтобы истребить нашего безжалостного врага и отблагодарить нашего Господа за избавление в храме Св. Софии…». В этом обращении слышится резонанс в греческом обществе известного Греческого проекта Екатерины II – проекта освобождения Греции в монархическо-имперском варианте. Но после 1789 г. над Европой подули уже другие ветры. Идеи Великой Французской революции оказали глубокое воздействие на все европейские страны, в т. ч. и на Грецию. Особенно их влияние проявилось в греческих заграничных колониях, существовавших в более развитых по сравнению с Грецией странах, где преобладали демократические элементы. В XVIII в. наиболее многочисленными и процветающими были колонии греков в Австрийской империи. Их благосостояние строилось главным образом