под юрисдикцией которого находилась Мани, арестовал в Стамбуле 40 видных маньятов, заявив, что все они будут казнены, если ему не выдадут Кацониса – живого или мертвого. Порта потребовала также от константинопольского патриарха, чтобы он пригрозил жителям Мани отлучением от церкви в случае, если они поддержат Кацониса[177].

В начале июня 1792 г. в Эгейское море вошла турецкая эскадра под командованием капитан-паши Хюсейна в составе 12 линейных кораблей, 6 фрегатов и 2 небольших судов. На кораблях находился сильный десантный отряд. Неблагоразумные действия моряков Кацониса, совершивших нападения на торговые суда ряда стран, в том числе Франции, привели к тому, что к турецким кораблям присоединился еще и французский фрегат (по другим данным, в операции участвовали два французских фрегата). 17 (28) июня 1792 г. турецко-французская эскадра начала операции против Порто-Кайо. В течение трех дней моряки Кацониса и клефты Андруцоса стойко отбивали атаки врага. Положение защитников Порто-Кайо сильно осложнилось в результате действий бея Мани Дзанетоса Григоракиса, подступившего с суши с семитысячным корпусом к опорной базе повстанцев. Предварительно он известил Кацониса о своем движении и посоветовал ему покинуть Мани. Кацонис был вынужден прекратить борьбу.

Темной ночью на быстроходном судне он незаметно прошел между кораблями турецко-французской эскадры и благополучно добрался до принадлежавшего венецианцам острова Цериго.

О судьбе сподвижников Кацониса и присоединившихся к нему клефтов Румелии существуют противоречивые сведения. Так, российский консул на Корфу Л. П. Бенаки сообщал 10 (21) августа 1792 г. поверенному в делах в Константинополе А. С. Хвостову: «Из сопровождавших его людей почти все спаслись: более 500 с оружием в руках прошли через всю Морею, преодолев преграды, встретившиеся им в нескольких местах, и наконец имели счастье вернуться к себе домой; другие, оставшиеся в Майне и после отплытия турецкого флота, погрузившиеся в небольшом числе на различные суда, обманув бдительность двух французских фрегатов, возвратились в свои места»[178].

В то же время несколько судов из флотилии Кацониса были захвачены турками и приведены в Константинополь. На них 16 (27) сентября 1792 г. были повешены пять моряков из флотилии Кацониса. Некоторые из них была казнены в русской военной форме, что вызвало протест российского посольства[179].

Согласно же венецианским источникам, судьба многих участников освободительной акции Кацониса была не столь благополучной. После оставления Порто-Кайо они подверглись нападениям маньятов и других пелопоннесцев, и многие были убиты. Согласно тем же источникам, Андруцос и ближайшие его сподвижники, так же как и Кацонис, нашли убежище на острове Цериго. Затем они перебрались в Спалато (Сплит), венецианский порт на побережье Далмации, откуда намеревались отправиться в Петербург. Однако венецианские власти в сентябре 1793 г. выдали их паше Боснии. Андруцос, один из самых видных клефтов Румелии, кончил свои дни в константинопольской тюрьме[180]. Петербургский двор осудил выступление Кацониса и исключил его с российской службы. В то же время были приняты меры для оказания помощи семьям погибших в ходе боевых действий флотилии Кацониса. По указанию Екатерины II российскому министру в Венеции в начале 1795 г. были переведены три тысячи голландских дукатов в подаяние бедным и лишившимся пропитания фамилиям погибших в сражениях греков и албанцев[181].

Власти России добивались также освобождения офицеров и рядовых флотилии Кацониса, оказавшихся в руках турок. По этому поводу всемогущий фаворит Екатерины II П. А. Зубов, фактические руководивший Коллегией иностранных дел, написал 15 (26) июля 1796 г. посланнику в Константинополе В. П. Кочубею: «До сведения Ея Императорского величества вновь дошло, что подвизавшиеся за отечество наше во время последней войны греки, служившие под командою полковника Ламбра Качония, содержатся еще до сих пор в жестоком заключении в Константинополе». Посланнику поручалось употребить «все возможное старание ваше ко испрошению у Порты Оттоманской свободы сим узникам, которые значатся в прилагаемом здесь списке». К этой инструкции был приложен «Список, находящимся в плену у турков грекам под командою полковника Ламбра Качония служившим». Список содержал 54 фамилии[182].

Нет данных, какие именно шаги предпринял Кочубей в связи с указаниями из Петербурга, но они, несомненно, были предприняты. Также несомненно, что они не привели к освобождению всех участников акции Кацониса. Так, адмирал Ф. Ф. Ушаков с удивлением обнаружил, что на эскадре Блистательной Порты, отправившейся вместе с ним освобождать греческие острова в Ионическом море от французов, находились в неволе греки из эскадры Кацониса. Адмирал обратился к российскому посланнику в Константинополе В. С. Том аре, который в 1791 г. командовал российской флотилией на Средиземном море. Благодаря его стараниям эти узники были освобождены[183]. В результате вмешательства русских дипломатов была освобождена и жена Кацониса, которую венецианские власти вместе с ее детьми заключили в крепость на острове Корфу[184].

В конечном счете и судьба самого Ламброса Кацониса сложилась благополучно. После своего неудачного восстания он около полутора лет скрывался в горах возле Парги на побережье Эпира. Благодаря ходатайствам различных лиц и особенно благодаря вмешательству П. А. Зубова мятежный полковник был прощен и получил разрешение вернуться в Россию. В начале 1794 г. он прибыл в Триест, где воссоединился со своим семейством, освобожденным, как уже говорилось, из заключения на Корфу усилиями русской дипломатии. В октябре 1794 г. Кацонис переехал в Херсон, где возобновил службу в российском флоте. Характерно, что новость эта вызвала крайнее раздражение в Порте. До сведения российского посланника в Константинополе В. П. Кочубея дошло тогда, что улемы[185] и другие видные люди резко нападали на Россию, обвиняя ее в «коварстве», так как она с почестями приняла офицера и его подчиненных, продолживших войну после заключения мира, и которые «не избежали бы повешения, если бы капитан-паша захватил их»[186], эта реакция говорит о том, насколько ненавистным оставалось имя Кацониса для турецкой верхушки.

В июне 1795 г. Екатерина II приказала вызвать героя Архипелага в Санкт-Петербург «ради объяснения некоторых статей по делам средиземноморской флотилии, для рассмотрения которых учреждена здесь особая комиссия». Кацонис отправился в Петербург вместе со своим семейством и здесь 20 сентября (1 октября) 1795 г. был официально представлен Екатерине II[187].

В декабре 1796 г. по указу Павла I полковник Кацонис был «переименован в капитаны 1 ранга со старшинством с 29 июля 1790 г. [дата производства в чин полковника. – Г. А.] и определен в черноморский гребной флот в команду контр-адмирала Пустошкина». В этом своем новом качестве Кацонис еще до начала 1799 г. оставался в Петербурге, участвуя в работе комиссии, созданной правительством для рассмотрения претензий по бывшей Архипелагской флотилии. Итоги работы комиссии по претензиям самого Кацониса были для него весьма благоприятны: было постановлено выплатить ему большую по тем временам сумму в 576 674 рублей. В 1799 г. Кацонис прибывает с семьей