флотилией своему ближайшему соратнику Н. Касимису, который до весны 1790 г. продолжал действовать в Архипелаге, Кацонис вместе с некоторыми офицерами своей флотилии отбыл в Вену. Здесь они в течение нескольких месяцев напрасно ожидали встречи с генерал-майором В. С. Томарой, которого Потемкин назначил командующим действовавшими на Средиземном море российскими флотилиями.

В ходе предполагаемых контактов с главнокомандующим русской армией и его представителями командиры добровольческой флотилии ожидали не только решения относящихся к ней финансовых и организационных вопросов. Блестящие победы русской армии и флота в войне с турками, и успешная морская война, которую сами греки вели в Архипелаге, породили в греческом обществе надежды на скорое избавление их страны от чужеземного ига. Неясность намерений российского правительства в этом отношении побудила офицеров флотилии Кацониса обратиться 18 (29) сентября 1790 г. непосредственно к Екатерине II. В своем прошении они напоминали, что Кацонис был послан в начале войны с манифестами императрицы и с приказаниями Потемкина побудить греков поднять оружие против общего врага, в надежде, что пришел час освободить «нас от османского ига и возродить блеск Греции». Греческие моряки излагали историю своей действительно героической, неравной борьбы, которую они вели ради достижения этой великой цели.

«На протяжении всей этой войны, руководимые отважным и смелым командиром Ламбро, с маленькой и жалкой флотилией мы осуществили сильнейшую диверсию против Порты, вынудив ее уменьшить ее большой флот на Черном море, так как она должна была послать против нас в Архипелаг эскадры, сильно превосходившие нас числом, силой и размерами, поскольку их один корабль мог сражаться против всей нашей маленькой и очень слабой флотилии. Несмотря на все это, мы имели смелость противоборствовать им, сражаться с ними и одержать славные победы. Мы сумели вызвать недостаток съестных припасов в Константинополе в течение шести месяцев, закрыв дорогу и захватывая все суда с продовольствием и военные корабли. Ваше императорское знамя победоносно реяло над всем Архипелагом. Все это причинило величайший страх нашему общему врагу, наряду с весьма значительным ущербом и позором».

Греческие офицеры выражали готовность продолжать борьбу и сражаться в будущих боях – по-прежнему во главе «с нашим блестящим командиром Ламбро, который своими героическими действиями, своим хорошим поведением и своей человечностью завоевал любовь и доброжелательство всех греков». Они просили Екатерину II подождать с заключением мира с оттоманами до следующей кампании и давали торжественно обещание: «Обещаем и клянемся Вам нашей святой религией, что греки уже будут иметь к тому времени королем Константина»[165].

Какой-либо реакции на это обращение не последовало. Есть основание предполагать, что, столкнувшись с упорным сопротивлением турок и враждебными действиями ряда европейских держав, Екатерина II думала уже не о греческом троне для своего внука, но о скорейшем завершении войны. С начала 1790 г. велись предварительные переговоры о мире между Россией и Турцией. Перспектива прекращения русско-турецкой войны вызывала большое беспокойство у воюющих греков. Об этих настроениях мог судить уже упоминавшийся П. А. Фериери, который оказался в Вене одновременно с офицерами Кацониса. Контакты в Вене с представителями Греции и письма, приходившие из их страны, создали у него впечатление, что греки ждут только первого сигнала для того, чтобы начать восстание. В этом отношении бездеятельность петербургского двора и Потемкина вызывали у них глубокое разочарование. До русского эмиссара дошло, что в своей среде они горько упрекали себя за то, что слишком доверчиво отнеслись к воззваниям императрицы, а также за то, что чересчур опрометчиво позволили себя увлечь обещаниями представителей России. Фериери также сообщал в Петербург, что офицеры Кацониса заявили ему, что греки твердо решили начать свою революцию, с поддержкой России или без нее[166].

Но следует заметить, что отнюдь не все греки разделяли эти настроения. По свидетельству очевидца событий, французского дипломата и купца Ж. Лазаля, идриоты, обладатели самого большого флота Греции, во время войны 1787–1791 гг. «ревностно служили туркам и проявили себя врагами греко-русских»[167].

Весной 1791 г. генерал В. С. Томара, назначенный Потемкиным командующим российскими средиземноморскими флотилиями, прибыл наконец к месту своего назначения. Местопребыванием его стал остров Каламос у побережья Акарнании. Рядом, на острове Итака, родине легендарного Одиссея, сосредоточилась эскадра Кацониса.

Томара прибыл в Грецию с ордером Потемкина от 24 декабря 1790 г. (4 января 1791 г.), где командиру греческой флотилии давалась весьма положительная оценка: «Известная храбрость и предприимчивость полковника Лампро Качони и доверенность его у греков обнадеживают меня, что с добрыми наставлениям он способнее других к произведению важных на неприятеля поисков, к чему вы его и учредите». В ордере содержалось приказание контр-адмиралу С. С. Гибсу и подполковнику Г. Лоренцо прибыть в распоряжение главнокомандующего, а генералу А. К. Псаро «не мешаться» в дела флотилии[168]. Иначе говоря, Кацонис становился фактически единоличным руководителем военных операций на Средиземном море.

Стоит отметить, что вскоре после битвы при Андросе, в результате прибытия новых добровольцев на собственных судах, покупки нескольких кораблей в Триесте и присоединения бывшей флотилии Г. Лоренци, боевая мощь эскадры Кацониса не только была полностью восстановлена, но и возросла. К сентябрю 1791 г. под командованием Кацониса собрался 21 корабль[169]. С этой морской силой Кацонис рассчитывал не только разгромить турецкий флот в Архипелаге, но и форсировать Дарданеллы. Однако выйти в море Кацонис не успел, так как пришел приказ главнокомандующего русской армией Н. В. Репнина о прекращении военных действий в связи с подписанным 31 июля (11 августа) 1791 г. прелиминарного мира с турками.

29 декабря 1791 г. (9 января 1792 г.) в Яссах был подписан мирный договор, окончательно прекративший русско-турецкую войну. Ясский мирный договор, в котором какое-либо упоминание о Греции вообще отсутствовало, вызвал здесь глубокое разочарование. Сотни греков-добровольцев геройски сражались и гибли на кораблях под командованием Кацониса. Но жертвы их оказались напрасными: надежды на освобождение не сбылись. О реакции сподвижников Кацониса и его самого на Ясский мир Ж. Лазаль, близко знакомый с этими людьми, писал в записке от 17 (28) мая 1792 г., представленной российскому поверенному в делах в Константинополе А. С. Хвостову:

«Новость эта разрушила все планы и вызвала у греков глубокое горе. Многие из них, покинув свои дома и турецкие области, рассчитывали вернуться туда только победителями, они боялись, что вернувшись туда в ином качестве они очень плохо будут приняты турками. Все принесли жертвы, покинув свои дома и экипируясь и вооружаясь за свой счет…». «Господин Ламбро Катзони, – продолжал французский наблюдатель, – хотя лично для него счастливая будущность и была обеспечена, чувствовал несчастье этих греков и боялся, что они захотят его упрекать, так как преданность к себе и доверие, которое он им внушил, в значительной степени способствовали их несчастью»[170]. К этому следует добавить, что, как уже говорилось,