Мы продолжаем слушать очень долго. До тех пор, пока не звучит приятная народная песня, все глуше и глуше, пока мы не засыпаем. А на сердцах у нас так тяжело.

«Унтер-офицер Прюллер, уже 2.30 утра!» – так меня подняли, первым во всем батальоне. А лечь спать мне пришлось только в 12.00 ночи.

Я потер глаза, но они не хотят открываться. Два с половиной часа сна – это не очень много. Но все равно придется проснуться. Быстрый взгляд из машины наружу – дождя нет. Прекрасно. Я умылся дождевой водой, оделся, потом – чай и бутерброд, который уже готов, несмотря на ранний час, а потом, насколько я понимаю, мы можем отправляться.

Становится ясно, что мой ранний подъем был напрасен, так как командир лежал в своем спальном мешке четверть часа после того, как его начали будить. Однако такое с ним было не в первый раз. Тем временем снаружи становилось светло. В 4.15 мы отправились. Когда добрались до полкового полевого штаба, то, как оказалось, там никого уже не было: все уехали за реку Ингулец.

Если наблюдаешь за ходом наступления, то понимаешь, какое это величественное зрелище. Слева и справа идут роты 1-го батальона в глубоко эшелонированном порядке, затем идет артиллерия. Шестьдесят танков вырвались вперед. Сейчас 6.15. Несколько похолодало, это чувствуется даже в прорезиненном плаще, но вот медленно появляется солнце. Значит, будет чудесный день. Наступление продвигается успешно, несмотря на то что противник атакует на фланге. Танки доказали свою полезность.

В 500 м за стогом сена Цурн обнаружил русского. Я еду в ту сторону с Пишеком с пистолетом-пулеметом в руках. Роняю его, и случайно происходит выстрел. Когда мы подошли к стогу, то оказалось, что русский ранен. Неужели я случайно попал в него?

Сегодня должны привезти почту. Надеюсь, что там будет что-нибудь и для меня тоже: письмо, а еще лучше – сигареты.

Мы движемся вперед в основном через поля: пшеница, картофель, свекла и т. д. Хочется надеяться, что наши машины выдержат это. Пока мы ехали на машине командира, я заметил за соседним холмом много русских. Мы двигались вперед с передовым разведывательным дозором. Не успели мы обсудить, как нам поступить, как в нашу сторону направился гражданский легковой автомобиль. Он остановился примерно в двухстах метрах от нашей машины. Русские оставались внутри. Мы махали им кусками белой материи, предлагая сдаться. Вот кто-то вышел из той машины, потом снова сел внутрь, затем вновь вышел. Все выглядело так, будто он хотел приготовить небольшой флажок, но, к несчастью, по машине дважды выстрелила наша противотанковая пушка, и этот человек побежал прочь. У всех нас создалось полное впечатление, что русские собирались сдаться, но теперь процесс оказался сорван. Это выглядело как намеренный обман – поднять белый флаг, а потом открыть стрельбу. Но с нашей стороны это было не намеренно. И здесь не было чьей-либо вины. Всегда встречаются нервные типы, пальцы которых лежат на спусковом крючке.

И что теперь нам толку доставать большую карту и махать перед русскими ее обратной белой стороной? Они больше не подойдут. В общем, я решил взять с собой несколько человек и пойти за ними самому.

Мы прошли мимо машины. За рулем сидела женщина, и наша пушка выстрелила настолько точно, что у нее отсутствовала половина лица. Не успели мы миновать низину, отделявшую нас от русских, как я увидел еще один русский легковой автомобиль, который ехал по дороге в нашу сторону. Я так быстро, как только смог, побежал к дороге с белым флагом в руке. Машина остановилась в 50 м от нас. Внутри сидели двое офицеров, которые решили пренебречь нашим предложением, быстро развернулись и пустились наутек. Я не стал в них стрелять, иначе мы никогда не заставим их прийти к нам.

Мы прошли в сторону низины еще несколько сот метров. Но русские вдруг дали в нашу сторону две пулеметные очереди. В течение секунды мы все оказались на брюхе. Очевидно, они не хотят сдаваться даже сейчас, когда на них наступают и с другой стороны тоже. А может быть, это месть за выстрелы противотанковой пушки. В любом случае мы повернули обратно, предоставляя русских нашей артиллерии и тяжелым пулеметам…

Мы снова едем через открытые просторы и перепаханные поля, и машина нашего командира заняла место среди танков. Люди стоят перед домами и с любопытством наблюдают за нами. Они, наверное, не могут понять, что немецкие танки уже здесь в этот ранний час.

В 7.00 мы находимся около Кривого Рога, который, как говорят, является седьмым по величине городом России.[73]Некоторые из гражданских, которых мы опрашивали, говорили, что русские ночью ушли. Длинная колонна движется из города на восток, но мы не беспокоимся об этом: нам нужно захватить город.

После того как мы услышали там несколько взрывов, наш командир решил (и получил на это разрешение в штабе полка) захватывать город без предварительной артиллерийской подготовки, чтобы сберечь то, что можно. Танки пошли вперед, мы – посередине, а за нами следовали роты на машинах.

Город производил хорошее впечатление, и он не пострадал. Ряды фабричных труб в пригородах, а также много заводов говорили о том, что здесь имеется значительная промышленность. На въезде нас приветствовали цветами, взмахами рук, криками «хайль!» и «ура!». Ну разве это не сумасшедший мир? В самом городе нас очень по-дружески встречало население.[74]Этот теплый прием был нарушен лишь несколькими выстрелами партизан.

Большая часть города имеет мощеные улицы, и это первый случай, когда мы видели такое в России! Есть несколько больших зданий, гостиниц, крупных магазинов и т. д. Но сейчас нам не до этого: в первую очередь, нам необходимо овладеть мостом через реку Ингулец и железнодорожными мостами. Один мост из бетона был полностью подготовлен к взрыву, уже повсюду горели запалы, но, к несчастью для русских, мы появились слишком рано, и лейтенант Франкенфельд из 6-й роты вырвал запалы.

Наш полевой штаб мы установили на главной улице, в здании большой гостиницы. Когда я прошелся по зданию, то обнаружил, что оно совершенно пусто, и только какой-то гражданский лихорадочно срывал со стен все эти портреты Сталина, Ворошилова и т. д. и уничтожал их.

Горожане волокли куда-то огромные тюки с ворованными товарами; это выглядело настолько отвратительно, что нам пришлось через переводчика запретить им делать это. Не думаю, что от этого приказа будет какой-то прок. Один из заключенных местной тюрьмы (которых русские освободили) бродил по улицам пьяный и орал. Я приказал арестовать его, но днем он снова был здесь, а вечером, когда он стал вести себя слишком шумно, его пристрелили.

Вечером мы с радостью и гордостью прослушали специальное объявление по радио о захвате города. И даже если у нас не было особых сложностей с его захватом, все равно было приятно, что это сделали мы. Мы потеряли одного человека убитым и четверых ранеными – ничто по сравнению с важностью совершенного.